Зев, зевать, зиять

Зев, зевать, зиять. Очень остро и тонко применяется Пушкиным «Шишковский» принцип включения в русские лексемы церковнославянских значений. Обычно этот процесс также предполагает общность живых этимологических связей и отношений между русизмами и церковнославянизмами. Но здесь церковнославянская семантика вливается в русскую лексику. Например, просторечный глагол зевать находится в живом взаимодействии с церковно-книжным словом зев. Ср. употребление слова зев у Ломоносова:

Там мрак божественному гневу

Подвергнул грады и полки

На жертву алчной смерти зеву

(Ода на прибытие Елизаветы Петровны).

У Державина:

Бездны разверзают зевы.

Бог преступников казнит

(Целен. Саула, 223).

У Жуковского:

И смерть отвсюду им: открыт

Пред ними зев пучины жадной…

(Уллин и его дочь).

Но ср. у Пушкина в «Осени» (1833) сближение слов зев и зеванье:

На смерть осуждена,

Бедняжка клонится без ропота, без гнева,

Улыбка на устах увянувших видна;

Могильной пропасти она не слышит зева.

Поэтому Пушкин семантически сливает глагол зевать с церковнославянским зиять.

В «Фаусте»:

И всяк зевает да живет,

И всех вас гроб, зевая, ждет.

Зевай и ты.

В стихотворении «Когда за городом, задумчив, я брожу»:

Могилы склизкие, которы также тут,

Зеваючи жильцов к себе на утро ждут.

Ср. у епископа Порфирия в «Книге бытия моего»: «Может быть, он просто зевал на нас, как зевает гроб, ожидая своего жильца» (ср. сл. Грота–Шахматова, 2, с. 2947).

Ср. также совмещение церковно-славянских и русских значений в слове обольстительный:

И тем ее вернее губим

Средь обольстительных сетей…

(Евгений Онегин, 4, 7)

и др.

(Виноградов. Язык Пушкина, с. 183–184).