ЗАДАНИЯ ТРЕТЬЕГО ЭТАПА
12-й ВСЕРОССИЙСКОЙ ОЛИМПИАДЫ ШКОЛЬНИКОВ ПО ЛИТЕРАТУРЕ 2007 г.

9 КЛАСС

ВАРИАНТ 1

Комплексный анализ художественного текста

К. Г. Паустовский

Пачка папирос

      Лето стояло дождливое. В городском саду над рекой крапива разрослась выше скамеек и закрыла могильную каменную плиту. На плите была выбита надпись: «Сибиряки — писателю Сибири».
      Раненые из соседнего госпиталя часто приходили в сад, сидели на могильной плите, покуривали, смотрели на реку, удивлялись. Глубокая и величавая, она огибала глинистую гору с заглохшим садом и уходила в такие далекие дали, что от одного взгляда на них становилось спокойно на сердце.
      Иногда в саду появлялся босой мальчишка с ведром и клеил на забор афиши. Бойцы читали и огорчались: внизу, в городе, шли новые картины в кино, а старший врач редко отпускал бойцов в город, все посмеивался, говорил, что от скуки лучше заживают раны.
      Но когда появилась афиша об открытии зверинца, вывезенного из южного прифронтового города, бойцы взволновались всерьез. Даже решили послать к старшему врачу ходатаев с просьбой отпустить выздоравливающих в зверинец и выбрали для этого двух приятелей — стрелка Федоткина, родом из Сапожка (есть и такой город в России), и Наума Бершадского из Тирасполя. Но Бершадский наотрез отказался идти к врачу и объяснил бойцам, что на это есть у него веская причина.
      Причина действительно была, и заключалась она в подписи под афишей: «Директор зверинца Розалия Бершадская». Наум прочел эту подпись и сразу заскучал, потерял присутствие духа.
      Дело в том, что Розалия Бершадская была не кем иным, как матерью Наума. С детства она называла Наума не иначе, как «босяком». У старухи были на это, конечно, свои основания: Наум учился кое-как, предпочитал гонять голубей, играть по задворкам в «три листика», делать набеги на баштаны на берегу Днестра и воровать там дыни у беззубых сторожей. Но по натуре Наум не был плохим человеком. Он это знал, и не его вина, что у него получился легкомысленный подход к жизни.
      Больше всего Розалия Бершадская негодовала на сына за его уменье жить «по блату».
      Понятно поэтому, что Наум заскучал. Он боялся неожиданной встречи с матерью, хотя вместе с тем втайне и желал ее. Как-никак, а он любил эту беспокойную старуху. С ней было связано воспоминание о детстве с его нестерпимым солнцем, гудящими базарами, запахом абрикосов.
      Как-то вечером Наум рассказал о своем детстве Федоткину, но тот отнесся к этому рассказу с обидным равнодушием. Науму было досадно, что Федоткин, курносый, веснушчатый парень, ничего не понимает в таких делах, как воспоминания о детстве.
      Звери долго не могли успокоиться после пережитых бомбежек. Стоило где-нибудь в городе зафыркать грузовику, как они начинали поглядывать на небо, волноваться и от волнения переставали есть. Тогда старый сторож Давид приходил к Розалии Борисовне, швырял в сердцах на стол через окошко кассы кусок сырого мяса и начинал шумно браниться.
      — Примите мясо и сократите свои нервы, эвакуант! — отвечала, сдерживаясь, Розалия Борисовна.
      Такие ссоры случались каждый день, пока, наконец, в зверинце не появились раненые бойцы из госпиталя.
      Розалия Борисовна заулыбалась и, не доверяя Давиду, сама давала объяснения о нравах зверей.
      Бойцы осмотрели зверинец и ушли, но один из них задержался, сел около кассы, закурил.
      — Нога тоскует, — сказал он. — Малость передохну и поковыляю обратно.
      — Пожалуйста, — ответила Розалия Борисовна. — Хотите чаю?
      Боец от чая не отказался.
      — Знавал я на фронте одного человека, — сказал боец, — по фамилии Бершадский.
      — Ох, товарищ, — сказала Розалия Борисовна тонким голосом. — У меня сын на фронте. Я ищу его, как нитку в сене, уже четыре года. А как его звали?
      — Звали его Наумом, — пробормотал боец и с опаской посмотрел на Розалию Борисовну.
      — Так это же он! — воскликнула Розалия Борисовна и засмеялась. — Мой босяк! Вы из одной с ним части?
      — Нет, — сказал боец. — Я его издали знал. Он работал продавцом в ларьке Военторга.
      Розалия Борисовна встала, покраснела от гнева, подняла руки к небу и потрясла ими:
      — Я так и знала. Трус! Блатмейстер! Другие люди бьются с немцами, а он торгует в тыловом ларьке. Нашел себе место! Позор на мою седую голову! Я ему покажу, что должен делать на фронте мой сын. Он у меня поплачет! Он у меня как миленький возьмет автомат и будет драться как надо. Тоже новости — торговать! Чем?
      — Махоркой он снабжает бойцов, — испуганно пробормотал раненый.
      — Чтобы он подавился той махоркой! — крикнула Розалия Борисовна.
      Боец позабыл о чае и торопливо заковылял к госпиталю.
      Федоткин ничего не сказал Науму о разговоре со старухой, но дня через два он снова появился в зверинце, подошел к кассе, где сидела Розалия Борисовна, просунул голову в окошко и быстро сказал:
      — А ваш сын, между прочим, хотя и торгует махоркой, а геройский человек и представлен к ордену Красного Знамени.
      — Ну-ну! — сурово пробормотала Розалия Борисовна. — Не втирайте мне очки, молодой человек. Я его лучше знаю, чем вы.
      — Воля ваша, — сказал Федоткин, — а врать мне нет интереса. Он мне не сват, не брат, а, можно сказать, сосед по лазаретной койке.
      — Он здесь? — крикнула Розалия Борисовна и вскочила.
      — Выписался, — торопливо ответил Федоткин, отводя глаза. — Вы слушайте, что я скажу. Немцы окружали наш дот, а приказ был держаться в том доте до прибытия подмоги — одним словом, до тех пор, пока начнет развиднять. И говорит командир дота по телефону: «Держимся и не уступим дот, но маловато патронов для пулемета и опять же если бы хоть раз затянуться. Нет табаку ни крошки, что ты будешь делать! А? Без табаку сердце томится и в глазах пусто». И тут вызывается Наум Бершадский, случайный человек в нашей части, доставить на дот и патроны, и табак, и спички. «Дайте мне, — говорит лейтенанту, — одного парня для подмоги, потому что у человека не десять рук». Лейтенант согласился, и пополз Наум в дот. Как только его пронесло — никому не известно, но он, однако, дополз и табаку всем дал, а командиру особо — пачку дорогих папирос. И по случаю внезапной смерти командира дота взял на себя распоряжение, как человек тертый и ученый в школе, и продержался, пока не развидняло. А вы говорите — босяк! Обидно бойцу слышать такие слова.
      Розалия Борисовна заплакала и долго не отпускала Федоткина.
      — Вот видите, товарищ, — сказала она ему напоследок, — хорошее воспитание никогда даром не пропадает. Об одном я только жалею, что он уже выписался из лазарета и нет его в этом городе.
      — Оно, конечно, жалко, раз вы его простили, — сказал боец. А когда возвращался в госпиталь, то ругал Наума и говорил в пространство:
      — Ну и волынка же с этим Наумом, черт его подери!
      На следующий день Наум пришел в зверинец. Розалия Борисовна поймала его и так стиснула, что он задохся и только и мог выговорить:
      — Бросьте, мамаша! Что это, ей-богу, за обращение!
      Так окончилась эта маленькая история в сибирском городе. Наум уехал на фронт, а раненые передавали рассказ о нем и о Розалии Борисовне из уст в уста и, сидя на могильной плите, говорили, что материнское слово всегда отлежится у человека в душе, вырастет, как зерно, даст колос.
      Розалия Борисовна иногда приходила в старый сад — тут ведь часто бродил на костыле ее Наум, — слушала издали пенье бойцов и даже плакала. Уж очень широко и печально пели бойцы, как будто дарили этой родной стороне свои песни, как дарят уснувшей матери осторожный сыновний поцелуй.

1943

ВАРИАНТ 2

Интерпретация поэтического текста

Сопоставительный анализ

      Лирическое переживание — одна из наиболее значительных тем отечественной поэзии. Разбирая стихи, посвященные этому мотиву, проследите, насколько многообразно его проявление и выражение в стихах поэтов 1-й половины XIX века.

10 КЛАСС

ВАРИАНТ 1

Комплексный анализ художественного текста

Л. Н. Андреев

Друг

      Когда поздней ночью он звонил у своих дверей, первым звуком после колокольчика был звонкий собачий лай, в котором слышались и боязнь чужого и радость, что это идет свой. Потом доносилось шлепанье калош и скрип снимаемого крючка.
      Он входил и раздевался в темноте, чувствуя недалеко от себя молчаливую женскую фигуру. А колена его ласково царапали когти собаки, и горячий язык лизал застывшую руку.
      — Ну, что? — спрашивал заспанный голос тоном официального участия.
      — Ничего. Устал, — коротко отвечал Владимир Михайлович и шел в свою комнату.
      За ним, стуча когтями по вощеному полу, шла собака и вспрыгивала на кровать. Когда свет зажженной лампы наполнял комнату, взор Владимира Михайловича встречал упорный взгляд черных глаз собаки. Они говорили: приди же, приласкай меня. И, чтобы сделать это желание более понятным, собака вытягивала передние лапы, клала на них боком голову, а зад ее потешно поднимался, и хвост вертелся, как ручка у шарманки.
      — Друг ты мой единственный! — говорил Владимир Михайлович и гладил черную блестящую шерсть. Точно от полноты чувства, собака опрокидывалась на спину, скалила белые зубы и легонько ворчала, радостная и возбужденная. А он вздыхал, ласкал ее и думал, что нет больше на свете никого, кто любил бы его.
      Если Владимир Михайлович возвращался рано и не уставал от работы, он садился писать, и тогда собака укладывалась комочком где-нибудь на стуле возле него, изредка открывала один черный глаз и спросонья виляла хвостом. И когда, взволнованный процессом творчества, измученный муками своих героев, задыхающийся от наплыва мыслей и образов, он ходил по комнате и курил папиросу за папиросой, она следила за ним беспокойным взглядом и сильнее виляла хвостом.
      — Будем мы с тобой знамениты, Васюк? — спрашивал он собаку, и та утвердительно махала хвостом.
      — Будем тогда печенку есть, ладно?
      «Ладно», — отвечала собака и сладко потягивалась: она любила печенку.
      У Владимира Михайловича часто собирались гости. Тогда его тетка, с которой он жил, добывала у соседей посуду, поила чаем, ставя самовар за самоваром, ходила покупать водку и колбасу и тяжело вздыхала, доставая со дна кармана засаленный рубль. В накуренной комнате звучали громкие голоса. Спорили, смеялись, говорили смешные и острые вещи, жаловались на свою судьбу и завидовали друг другу; советовали Владимиру Михайловичу бросить литературу и заняться другим, более выгодным делом. Одни говорили, что ему нужно лечиться, другие чокались с ним рюмками и говорили о вреде водки для его здоровья. Он такой больной, постоянно нервничающий. Оттого у него припадки тоски, оттого он ищет в жизни невозможного. Все говорили с ним на «ты», и в голосе их звучало участье, и они дружески звали его с собой ехать за город продолжать попойку. И когда он, веселый, кричащий больше всех и беспричинно смеющийся, уезжал, его провожали две пары глаз: серые глаза тетки, сердитые и упрекающие, и черные, беспокойно ласковые глаза собаки.
      Он не помнил, что он делал, когда пил и когда к утру возвращался домой, выпачканный в грязи и мелу и потерявший шляпу. Передавали ему, что во время попойки он оскорблял друзей, а дома обижал тетку, которая плакала и говорила, что не выдержит такой жизни и удавится, и мучил собаку за то, что она не идет к нему ласкаться. Когда же она, испуганная и дрожащая, скалила зубы, то бил ее ремнем. Наступал следующий день; все уже кончали свою дневную работу, а он просыпался больной и страдающий. Сердце неровно колотилось в груди и замирало, наполняя его страхом близкой смерти, руки дрожали. За стеной, в кухне, стучала тетка, и звук ее шагов разносился по пустой и холодной квартире. Она не заговаривала с Владимиром Михайловичем и молча подавала ему воду, суровая, непрощающая. И он молчал, смотрел на потолок в одно давно им замеченное пятнышко и думал, что он сжигает свою жизнь и никогда у него не будет ни славы, ни счастья. Он сознавал себя ничтожным, и слабым, и одиноким до ужаса.
      Бесконечный мир кишел движущимися людьми, и не было ни одного человека, который пришел бы к нему и разделил его муки, — безумно-горделивые помыслы о славе и убийственное сознание ничтожества. Дрожащей, ошибающейся рукой он хватался за холодный лоб и сжимал веки, но, как ни крепко он их сжимал, слеза просачивалась и скользила по щеке, еще сохранившей запах продажных поцелуев. А когда он опускал руку, она падала на другой лоб, шерстистый и гладкий, и затуманенный слезой взгляд встречал черные, ласковые глаза собаки, и ухо ловило ее тихие вздохи. И он шептал, тронутый, утешенный:
      — Друг, друг мой единственный!..
      Когда он выздоравливал, к нему приходили друзья и мягко упрекали его, давали советы и говорили о вреде водки. А те из друзей, кого он оскорбил пьяный, переставали кланяться ему. Они понимали, что он не хотел им зла, но они не желали натыкаться на неприятность. Так, в борьбе с самим собой, неизвестностью и одиночеством протекали угарные, чадные ночи и строго карающие светлые дни. И часто в пустой квартире гулко отдавались шаги тетки, и на кровати слышался шепот, похожий на вздох:
      — Друг, друг мой единственный!..
      И наконец она пришла, эта неуловимая слава, пришла нежданная-негаданная и наполнила светом и жизнью пустую квартиру. Шаги тетки тонули в топоте дружеских ног, призрак одиночества исчез, и замолк тихий шепот. Исчезла и водка, этот зловещий спутник одиноких, и Владимир Михайлович более не оскорблял ни тетки, ни друзей. Радовалась и собака. Еще звончее стал ее лай при поздних встречах, когда он, ее единственный друг, приходил добрый, веселый, смеющийся, и она сама научилась смеяться; верхняя губа ее приподнималась, обнажая белые зубы, и потешными складками морщился нос.
      Веселая, шаловливая, она начинала играть, хватала его вещи и делала вид, что хочет унести их, а когда он протягивал руки, чтобы поймать ее, подпускала его на шаг и снова убегала, и черные глаза ее искрились лукавством. Иногда он показывал собаке на тетку и кричал: «куси», и собака с притворным гневом набрасывалась на нее, тормошила ее юбку и, задыхаясь, косилась черным лукавым глазом на друга. Тонкие губы тетки кривились в суровую улыбку, она гладила заигравшуюся собаку по блестящей голове и говорила:
      — Умная собака, только вот супу не любит.
      А по ночам, когда Владимир Михайлович работал и только дребезжание стекол от уличной езды нарушало тишину, собака чутко дремала возле него и пробуждалась при малейшем его движении.
      — Что, брат, печенки хочешь? — спрашивал он.
      — Хочу, — утвердительно вилял хвостом Васюк.
      — Ну погоди, куплю. Что, хочешь, чтобы приласкал? Некогда, брат, некогда. Спи.
      Каждую ночь спрашивал он собаку о печенке, но постоянно забывал купить ее, так как голова его была полна планами новых творений и мыслями о женщине, которую он полюбил. Раз только вспомнил он о печенке; это было вечером, и он проходил мимо мясной лавки, а под руку с ним шла красивая женщина и плотно прижимала свой локоть к его локтю. Он шутливо рассказал ей о своей собаке, хвалил ее ум и понятливость. Немного рисуясь, он передал о том, что были ужасные, тяжелые минуты, когда он считал собаку единственным своим другом, и шутя рассказал о своем обещании купить другу печенки, когда будет счастлив... Он плотнее прижал к себе руку девушки.
      — Художник! — смеясь, воскликнула она. — Вы даже камни заставите говорить; а я очень не люблю собак: от них так легко заразиться.
      Владимир Михайлович согласился, что от собаки легко можно заразиться, и промолчал о том, что он иногда целовал блестящую черную морду.
      Однажды днем Васюк играл больше обыкновенного, а вечером, когда Владимир Михайлович пришел домой, не явился встречать его, и тетка сказала, что собака больна. Владимир Михайлович встревожился и пошел в кухню, где на тоненькой подстилке лежала собака. Нос ее был сухой и горячий, и глаза помутнели. Она пошевелила хвостом и печально посмотрела на друга.
      — Что, мальчик, болен? Бедный ты мой!
      Хвост слабо шевельнулся, и черные глаза стали влажными.
      — Ну, лежи, лежи.
      «Надо бы к ветеринару отвезти, а мне завтра некогда. Ну, да так пройдет», — думал Владимир Михайлович и забыл о собаке, мечтая о том счастье, какое может дать ему красивая девушка. Весь следующий день его не было дома, а когда он вернулся, рука его долго шарила, ища звонка, а найдя, долго недоумевала, что делать с этой деревяшкой.
      — Ах, да нужно же позвонить, — засмеялся он и запел: — Отворите!
      Одиноко звякнул колокольчик, зашлепали калоши, и скрипнул снимаемый крючок. Напевая, Владимир Михайлович прошел в комнату, долго ходил, прежде чем догадался, что ему нужно зажечь лампу, потом разделся, но еще долго держал в руках снятый сапог и смотрел на него так, как будто это была красивая девушка, которая сегодня сказала так просто и сердечно: да, я люблю вас. И, улегшись, он все продолжал видеть ее живое лицо, пока рядом с ним не встала черная, блестящая морда собаки, и острой болью кольнул в сердце вопрос: а где же Васюк? Стало совестно, что он забыл больную собаку, но не особенно: ведь не раз Васюк бывал болен, и ничего же. А завтра можно пригласить ветеринара. Но во всяком случае не нужно думать о собаке и о своей неблагодарности — это ничему не помогает и уменьшает счастье.
      С утра собаке стало худо. Ее мучила рвота, и, воспитанная в правилах строгого приличия, она тяжело поднималась с подстилки и шла на двор, шатаясь, как пьяная. Ее маленькое черное тело лоснилось, как всегда, но голова была бессильно опущена, и посеревшие глаза смотрели печально и удивленно. Сперва Владимир Михайлович сам вместе с теткой раскрывал собаке рот с пожелтевшими деснами и вливал лекарство, но она так мучилась, так страдала, что ему стало тяжело смотреть на нее, и он оставил ее на попечение тетки. Когда же из-за стены доходил до него слабый, беспомощный стон, он закрывал уши руками и удивлялся, до чего он любит эту бедную собаку.
      Вечером он ушел. Когда перед тем он заглянул в кухню, тетка стояла на коленях и гладила сухой рукой шелковистую горячую голову. Вытянув ноги, как палки, собака лежала тяжелой и неподвижной, и только наклонившись к самой ее морде, можно было услышать тихие и частые стоны. Глаза ее, совсем посеревшие, устремились на вошедшего, и, когда он осторожно провел по лбу, стоны сделались явственнее и жалобнее.
      — Что, брат, плохо дело? Ну, погоди, выздоровеешь, печенки куплю.
      — Суп есть заставлю, — шутливо пригрозила тетка.
      Собака закрыла глаза, и Владимир Михайлович, ободренный шуткой, торопливо ушел и на улице нанял извозчика, так как боялся опоздать на свидание с Натальей Лаврентьевной.
      В эту осеннюю ночь так свеж и чист был воздух, так много звезд сверкало на темном небе. Они падали, оставляя огнистый след, и вспыхивали, и голубым светом озаряли красивое женское лицо, и отражались в темных глазах — точно светляк появлялся на дне черного глубокого колодца. И жадные губы беззвучно целовали и глаза эти, и свежие, как воздух ночи, уста, и холодную щеку. Ликующие, дрожащие любовью голоса, сплетаясь, шептали о радости и жизни.
      Подъезжая к дому, Владимир Михайлович вспомнил о собаке, и грудь его заныла от темного предчувствия. Когда тетка отворила дверь, он спросил:
      — Ну, что Васюк?
      — Околел. Через час после твоего ухода.
      Околевшую собаку уже вынесли и выбросили куда-то, и подстилка была убрана. Но Владимир Михайлович и не хотел видеть трупа: это было бы слишком тяжелое зрелище. Когда он улегся спать и в пустой квартире замолкли все звуки, он заплакал, сдерживая себя. Безмолвно кривились его губы, и слезы набухали под закрытыми веками и быстро скатывались на грудь. Ему было стыдно, что он целовал женщину в тот миг, когда здесь, на полу, одиноко умирал тот, кто был его другом. И он боялся, что подумает тетка о нем, серьезном человеке, услышав, что он плачет о собаке.
      С тех пор прошло много времени. Слава ушла от Владимира Михайловича так же, как и пришла — загадочная и жестокая. Он обманул надежды, которые возлагали на него, и все были злы на этот обман и выместили его негодующими речами и холодными насмешками. А потом, точно крышка гроба, опустилось на него мертвое, тяжелое забвение.
      Женщина покинула его: она также считала себя обманутой.
      Проходили угарные, чадные ночи и беспощадно карающие белые дни, и часто, чаще, чем прежде, гулко раздавались в пустой квартире шаги тетки, а он лежал на своей кровати, смотрел в знакомое пятнышко на потолке и шептал:
      — Друг, друг мой единственный...
      И бессильно падала на пустое место дрожащая рука.

1899

ВАРИАНТ 2

Интерпретация поэтического текста

      При анализе стихотворения можете воспользоваться этими вопросами: чем привлекает поэта подвиг русского князя? Всегда ли героям сопутствует достойная их слава? Что думает об этом мудрый художник слова?

11 КЛАСС

ВАРИАНТ 1

Комплексный анализ художественного текста

Т. Толстая

Соня

      Жил человек — и нет его. Только имя осталось — Соня. «Помните, Соня говорила...» «Платье, похожее как у Сони...» «Сморкаешься, сморкаешься без конца, как Соня...» Потом умерли и те, кто так говорил, в голове остался только след голоса, бестелесного, как бы исходящего из черной пасти телефонной трубки. Или вдруг раскроется, словно в воздухе, светлой живой фотографией солнечная комната — смех вокруг накрытого стола, и будто гиацинты в стеклянной вазочке на скатерти, тоже изогнувшиеся в кудрявых розовых улыбках. Смотри скорей, пока не погасло! Кто это тут? Есть ли среди них тот, кто тебе нужен?
      Но светлая комната дрожит и меркнет, и уже просвечивают марлей спины сидящих, и со страшной скоростью, распадаясь, уносится вдаль их смех — догони-ка.
      Нет, постойте, дайте вас рассмотреть! Сидите, как сидели, и назовитесь по порядку! Но напрасны попытки ухватить воспоминания грубыми телесными руками. Веселая смеющаяся фигура оборачивается большой, грубо раскрашенной тряпичной куклой, валится со стула, если не подоткнешь ее сбоку; на бессмысленном лбу — потеки клея от мочального парика, а голубые стеклянистые глазки соединены внутри пустого черепа железной дужкой со свинцовым шариком противовеса. Вот чертова перечница! А ведь притворялась живой и любимой!
      А смеющаяся компания порхнула прочь и, поправ тугие законы пространства и времени, щебечет себе вновь в каком-то недоступном закоулке мира, вовеки нетленная, нарядно бессмертная, и, может быть, покажется вновь на одном из поворотов пути — в самый неподходящий момент, и, конечно, без предупреждения.
      Ну раз вы такие — живите как хотите. Гоняться за вами — все равно что ловить бабочек, размахивая лопатой. Но хотелось бы поподробнее узнать про Соню.
      Ясно одно — Соня была дура. Это ее качество никто никогда не оспаривал, да теперь уж и некому. Приглашенная в первый раз на обед, — в далеком, желтоватой дымкой подернутом тридцатом году, — истуканом сидела в торце длинного накрахмаленного стола, перед конусом салфетки, свернутой как было принято — домиком. Стыло бульонное озерцо. Лежала праздная ложка. Достоинство всех английских королев, вместе взятых, заморозило Сонины лошадиные черты.
      — А вы, Соня, — сказали ей (должно быть, добавили и отчество, но теперь оно уже безнадежно утрачено), — а вы, Соня, что же не кушаете?
      — Перцу дожидаюсь, — строго отвечала она ледяной верхней губой.
      Впрочем, по прошествии некоторого времени, когда уже выяснились и Сонина незаменимость на кухне в предпраздничной суете, и швейные достоинства, и ее готовность погулять с чужими детьми и даже посторожить их сон, если все шумной компанией отправляются на какое-нибудь неотложное увеселение, — по прошествии некоторого времени кристалл Сониной глупости засверкал иными гранями, восхитительными в своей непредсказуемости.
      Чуткий инструмент, Сонина душа улавливала, очевидно, тональность настроения общества, пригревшего ее вчера, но, зазевавшись, не успевала перестроиться на сегодня.
      Так, если на поминках Соня бодро вскрикивала: «Пей до дна!» — то ясно было, что в ней еще живы недавние именины, а на свадьбе от Сониных тостов веяло вчерашней кутьей с гробовыми мармеладками.
      «Я вас видела в филармонии с какой-то красивой дамой: интересно, кто это?» — спрашивала Соня у растерянного мужа, перегнувшись через его помертвевшую жену. В такие моменты насмешник Лев Адольфович, вытянув губы трубочкой, высоко подняв лохматые брови, мотал головой, блестел мелкими очками: «Если человек мертв, то это надолго, если он глуп, то это навсегда!» Что же, так оно и есть, время только подтвердило его слова.
      Сестра Льва Адольфовича, Ада, женщина острая, худая, по-змеиному элегантная, тоже попавшая однажды в неловкое положение из-за Сониного идиотизма, мечтала ее наказать. Ну, конечно, слегка — так, чтобы и самим посмеяться, и дурочке доставить небольшое развлечение. И они шептались в углу — Лев и Ада, — выдумывая что поостроумнее.
      Стало быть, Соня шила... А как она сама одевалась? Безобразно, друзья мои, безобразно! Что-то синее, полосатое, до такой степени к ней не идущее! Ну вообразите себе: голова как у лошади Пржевальского (подметил Лев Адольфович), под челюстью огромный висячий бант блузки торчит из твердых створок костюма, и рукава всегда слишком длинные, грудь впалая, ноги такие толстые — будто от другого человеческого комплекта, и косолапые ступни. Обувь набок снашивала.
      Ну, грудь, ноги — это не одежда... Тоже одежда, милая моя, это тоже считается как одежда! При таких данных надо особенно соображать, что можно носить, чего нельзя!.. Брошка у нее была — эмалевый голубок. Носила его на лацкане жакета, не расставалась. И когда переодевалась в другое платье — тоже обязательно прицепляла этого голубка.
      Соня хорошо готовила. Торты накручивала великолепные. Потом вот эту, знаете, требуху, почки, вымя, мозги — их так легко испортить, а у нее выходило — пальчики оближешь. Так что это всегда поручалось ей. Вкусно, и давало повод для шуток. Лев Адольфович, вытягивая губы, кричал через стол: «Сонечка, ваше вымя меня сегодня просто потрясает!» — и она радостно кивала в ответ. А Ада сладким голоском говорила: «А я вот в восторге от ваших бараньих мозгов!» — «Это телячьи», — не понимала Соня, улыбаясь. И все радовались: ну не прелесть ли?!
      Она любила детей, это ясно, и можно было поехать в отпуск, хоть в Кисловодск, и оставить на нее детей и квартиру — поживите пока у нас, Соня, ладно? — и, вернувшись, найти все в отменном порядке: и пыль вытерта, и дети румяные, сытые, гуляли каждый день и даже ходили на экскурсию в музей, где Соня служила каким-то там научным хранителем, что ли; скучная жизнь у этих музейных хранителей, все они старые девы. Дети успевали привязаться к ней и огорчались, когда ее приходилось перебрасывать в другую семью. Но ведь нельзя же быть эгоистами и пользоваться Соней в одиночку: другим она тоже могла быть нужна. В общем, управлялись, устанавливали какую-то разумную очередь.
      Ну что о ней еще можно сказать? Да это, пожалуй, и все! Кто сейчас помнит какие-то детали? Да за пятьдесят лет никого почти в живых не осталось, что вы! И столько было действительно интересных, по-настоящему содержательных людей, оставивших концертные записи, книги, монографии по искусству. Какие судьбы! О каждом можно говорить без конца. Тот же Лев Адольфович, негодяй в сущности, но умнейший человек и в чем-то миляга. Можно было бы порасспрашивать Аду Адольфовну, но ведь ей, кажется, под девяносто, и — сами понимаете...
      Какой-то там случай был с ней во время блокады. Кстати, связанный с Соней. Нет, я плохо помню. Какой-то стакан, какие-то письма, какая-то шутка.
      Сколько было Соне лет? В сорок первом году — там ее следы обрываются — ей должно было исполниться сорок. Да, кажется, так. Дальше уже просто подсчитать, когда она родилась и все такое, но какое это может иметь значение, если неизвестно, кто были ее родители, какой она была в детстве, где жила, что делала и с кем дружила до того дня, когда вышла на свет из неопределенности и села дожидаться перцу в солнечной, нарядной столовой.
      Впрочем, надо думать, что она была романтична и по-своему возвышенна. В конце концов, эти ее банты, и эмалевый голубок, и чужие, всегда сентиментальные стихи, не вовремя срывавшиеся с губ, как бы выплюнутые длинной верхней губой, приоткрывавшей длинные, костяного цвета зубы, и любовь к детям, — причем к любым, — все это характеризует ее вполне однозначно. Романтическое существо. Было ли у нее счастье? О да! Это — да! Уж что-что, а счастье у нее было.
      И вот надо же — жизнь устраивает такие штуки! — счастьем этим она была обязана всецело этой змее Аде Адольфовне. (Жаль, что вы ее не знали в молодости. Интересная женщина.)
      Они собрались большой компанией — Ада, Лев, еще Валериан, Сережа, кажется, и Котик, и кто-то еще, — и разработали уморительный план (поскольку идея была Адина, Лев называл его «адским планчиком»), отлично им удавшийся. Год шел что-нибудь такое тридцать третий.
      Ада была в своей лучшей форме, хотя уже и не девочка, — фигурка прелестная, лицо смуглое с темно-розовым румянцем, в теннис она первая, на байдарке первая, все ей смотрели в рот. Аде было даже неудобно, что у нее столько поклонников, а у Сони — ни одного. (Ой, умора! У Сони — поклонники?!) И она предложила придумать для бедняжки загадочного воздыхателя, безумно влюбленного, но по каким-то причинам никак не могущего с ней встретиться лично. Отличная идея!
      Фантом был немедленно создан, наречен Николаем, обременен женой и тремя детьми, поселен для переписки в квартире Адиного отца — тут раздались было голоса протеста: а если Соня узнает, если сунется по этому адресу? — но аргумент был отвергнут как несостоятельный: во-первых, Соня дура, в том-то вся и штука; ну а во-вторых, должна же у нее быть совесть — у Николая семья, неужели она ее возьмется разрушить? Вот, он же ей ясно пишет, — Николай то есть, — дорогая, ваш незабываемый облик навеки отпечатался в моем израненном сердце (не надо «израненном»; а то она поймет буквально, что инвалид), но никогда, никогда нам не суждено быть рядом, так как долг перед детьми... ну и так далее, но чувство, — пишет далее Николай, — нет, лучше: истинное чувство — оно согреет его холодные члены («То есть как это, Адочка?» — «Не мешайте, дураки!») путеводной звездой и всякой там пышной розой. Такое вот письмо.
      Пусть он видел ее, допустим, в филармонии, любовался ее тонким профилем (тут Валериан просто свалился с дивана от хохота) и вот хочет, чтобы возникла такая возвышенная переписка. Он с трудом узнал ее адрес. Умоляет прислать фотографию. А почему он не может явиться на свидание, тут-то дети не помешают? А у него чувство долга. Но оно ему почему-то ничуть не мешает переписываться? Ну тогда пусть он парализован. До пояса. Отсюда и хладные члены. Слушайте, не дурите! Надо будет — парализуем его попозже.
      Ада брызгала на почтовую бумагу «Шипром», Котик извлек из детского гербария засушенную незабудку, розовую от старости, совал в конверт. Жить было весело!
      Переписка была бурной с обеих сторон. Соня, дура, клюнула сразу. Влюбилась так, что только оттаскивай. Пришлось слегка сдержать ее пыл: Николай писал примерно одно письмо в месяц, притормаживая Соню с ее разбушевавшимся купидоном. Николай изощрялся в стихах: Валериану пришлось попотеть. Там были просто перлы, кто понимает, — Николай сравнивал Соню с лилией, лианой и газелью, себя — с соловьем и джейраном, причем одновременно. Ада писала прозаический текст и осуществляла общее руководство, останавливая своих резвившихся приятелей, дававших советы Валериану: «Ты напиши ей, что она — гну. В смысле антилопа. Моя божественная гну, я без тебя иду ко дну!»
      Нет, Ада была на высоте: трепетала Николаевой нежностью и разверзала глубины его одинокого мятущегося духа, настаивала на необходимости сохранять платоническую чистоту отношений и в то же время подпускала намек на разрушительную страсть, время для проявления коей еще почему-то не приспело. Конечно, по вечерам Николай и Соня должны были в назначенный час поднять взоры к одной и той же звезде. Без этого уж никак.
      Если участники эпистолярного романа в эту минуту находились поблизости, они старались помешать Соне раздвинуть занавески и украдкой бросить взгляд в звездную высь, звали ее в коридор: «Соня, подите сюда на минутку... Соня, вот какое дело...», наслаждаясь ее смятением: заветный миг надвигался, а Николаев взор рисковал проболтаться попусту в окрестностях какого-нибудь там Сириуса или как его — в общем, смотреть надо было в сторону Пулкова.
      Потом затея стала надоедать: сколько же можно, тем более что из томной Сони ровным счетом ничего нельзя было вытянуть, никаких секретов; в наперсницы к себе она никого не допускала и вообще делала вид, что ничего не происходит, — надо же, какая скрытная оказалась, а в письмах горела неугасимым пламенем высокого чувства, обещала Николаю вечную верность и сообщала о себе все-превсе: и что ей снится и какая пичужка где-то там прощебетала. Высылала в конвертах вагоны сухих цветов, и на один из Николаевых дней рождения послала ему, отцепив от своего ужасного жакета, свое единственное украшение: белого эмалевого голубка. «Соня, а где же ваш голубок?» — «Улетел», — говорила она, обнажая костяные лошадиные зубы, и по глазам ее ничего нельзя было прочесть.
      Ада все собиралась умертвить, наконец, обременявшего ее Николая, но, получив голубка, слегка содрогнулась и отложила убийство до лучших времен. В письме, приложенном к голубку, Соня клялась непременно отдать за Николая свою жизнь или пойти за ним, если надо, на край света.
      Весь мыслимый урожай смеха был уже собран, проклятый Николай каторжным ядром путался под ногами, но бросить Соню одну, на дороге, без голубка, без возлюбленного, было бы бесчеловечно. А годы шли; Валериан, Котик и, кажется, Сережа по разным причинам отпали от участия в игре, и Ада мужественно, угрюмо, одна несла свое эпистолярное бремя, с ненавистью выпекая, как автомат, ежемесячные горячие почтовые поцелуи. Она уже сама стала немного Николаем и порой в зеркале при вечернем освещении ей мерещились усы на ее смугло-розовом личике. И две женщины на двух концах Ленинграда, одна со злобой, другая с любовью, строчили друг другу письма о том, кого никогда не существовало.
      Когда началась война, ни та ни другая не успели эвакуироваться. Ада копала рвы, думая о сыне, увезенном с детским садом. Было не до любви. Она съела все, что было можно, сварила кожаные туфли, пила горячий бульон из обоев — там все-таки было немного клейстера.
      Настал декабрь, кончилось все. Ада отвезла на саночках в братскую могилу своего папу, потом Льва Адольфовича, затопила печурку Диккенсом и негнущимися пальцами написала Соне прощальное Николаево письмо. Она писала, что все ложь, что она всех ненавидит, что Соня — старая дура и лошадь, что ничего не было и что будьте вы все прокляты. Ни Аде, ни Николаю дальше жить не хотелось. Она отперла двери большой отцовской квартиры, чтобы похоронной команде легче было войти, и легла на диван, навалив на себя пальто папы и брата.
      Неясно, что там было дальше. Во-первых, это мало кого интересовало, во-вторых, Ада Адольфовна не очень-то разговорчива, ну и, кроме того, как уже говорилось, время! Время все съело. Добавим к этому, что читать в чужой душе трудно: темно, и дано не всякому. Смутные домыслы, попытки догадок — не больше.
      Вряд ли, я полагаю, Соня получила Николаеву могильную весть. Сквозь тот черный декабрь письма не проходили или же шли месяцами. Будем думать, что она, возведя полуслепые от голода глаза к вечерней звезде над разбитым Пулковом, в этот день не почувствовала магнетического взгляда своего возлюбленного и поняла, что час его пробил. Любящее сердце — уж говорите, что хотите — чувствует такие вещи, его не обманешь. И, догадавшись, что пора, готовая испепелить себя ради спасения своего единственного, Соня взяла все, что у нее было, — баночку довоенного томатного сока, сбереженного для такого вот смертного случая, — и побрела через весь Ленинград в квартиру умирающего Николая. Сока там было ровно на одну жизнь.
      Николай лежал под горой пальто, в ушанке, с черным страшным лицом, с запекшимися губами, но гладко побритый. Соня опустилась на колени, прижалась глазами к его отекшей руке со сбитыми ногтями и немножко поплакала. Потом она напоила его соком с ложечки, подбросила книг в печку, благословила свою счастливую судьбу и ушла с ведром за водой, чтобы больше никогда не вернуться. Бомбили в тот день сильно.
      Вот, собственно, и все, что можно сказать о Соне. Жил человек — и нет его. Одно имя осталось.
      ...— Ада Адольфовна, отдайте мне Сонины письма!
      Ада Адольфовна выезжает из спальни в столовую, поворачивая руками большие колеса инвалидного кресла. Сморщенное личико ее мелко трясется. Черное платье прикрывает до пят безжизненные ноги. Большая камея приколота у горла, на камее кто-то кого-то убивает: щиты, копья, враг изящно упал.
      — Письма?
      — Письма, письма, отдайте мне Сонины письма!
      — Не слышу!
      — Слово «отдайте» она всегда плохо слышит, — раздраженно шипит жена внука, косясь на камею.
      — Не пора ли обедать? — шамкает Ада Адольфовна.
      Какие большие темные буфеты, какое тяжелое столовое серебро в них, и вазы, и всякие запасы: чай, варенья, крупы, макароны. Из других комнат тоже виднеются буфеты, буфеты, гардеробы, шкафы — с бельем, с книгами, со всякими вещами. Где она хранит пачку Сониных писем, ветхий пакетик, перехваченный бечевкой, потрескивающий от сухих цветов, желтоватых и прозрачных, как стрекозиные крылья? Не помнит или не хочет говорить? Да и что толку — приставать к трясущейся парализованной старухе! Мало ли у нее самой было в жизни трудных дней?
      Скорее всего она бросила эту пачку в огонь, встав на распухшие колени в ту ледяную зиму, во вспыхивающем кругу минутного света, и, может быть, робко занявшись вначале, затем быстро чернея с углов, и, наконец, взвившись столбом гудящего пламени, письма согрели, хоть на краткий миг, ее скрюченные, окоченевшие пальцы. Пусть так. Вот только белого голубка, я думаю, она должна была оттуда вынуть. Ведь голубков огонь не берет.

1985

ВАРИАНТ 2

Интерпретация поэтического текста

      Сопоставьте два стихотворения. Как события истории находят отражение в стихах поэтов XX века, как видятся им эти события? Как выражается к ним отношение художников слова? Что общего и что различного находим мы в стихах молодых Маяковского и Пастернака?

Методические рекомендации к проведению третьего этапа
11-й и 12-й Всероссийских олимпиад школьников по литературе

Общая характеристика структуры заданий

      Структура вариантов заданий третьего этапа Всероссийской олимпиады в известной мере соотносится с первым, вторым и третьим турами пятого этапа Всероссийской олимпиады школьников по литературе.
      В отличие от пятого этапа Всероссийской олимпиады по литературе, проводившейся в три тура, региональная олимпиада (третий этап) может проводиться в один или два тура, по желанию организаторов олимпиады.
      Для проведения третьего этапа Всероссийской олимпиады школьников по литературе предлагаются два варианта заданий. Содержание вариантов региональной олимпиады соотносится с первым и третьим туром пятого этапа Всероссийской олимпиады школьников по литературе (2006 г.) и первым и вторым туром (2007 г.). Организаторы третьего этапа олимпиады на свое усмотрение могут выбрать один из вариантов.
      В первом варианте олимпиады 2006 года школьникам предлагались задания, связанные с выявлением их теоретико-литературных и историко-культурных знаний, а также определяющие общий культурный уровень, ориентацию в других видах искусства и некоторых социально-исторических явлениях.
      Задания этого варианта призваны выявить уровень историко-культурной эрудиции, знание фактов литературного процесса, начитанности участников олимпиады. Важно также увидеть, как школьник владеет современной терминологией литературоведения, как сформировались в его сознании теоретико-литературные понятия.
      По содержанию задания многообразны — от определения авторских текстов до оценки и осмысления изобразительно-выразительных средств художественного произведения.
      Творческие задания третьего тура дают возможность для проявления индивидуальности участника олимпиады. На протяжении многих лет существования олимпиады задания творческого характера имеют особый смысл. Школьникам предлагается попробовать себя в разных жанрах (очерк, эссе, письмо, интервью, репортаж и т. д.), рассказывая о своем городе, о знаменитых людях, о путешествиях, о знаменательных событиях в истории нашей страны. Это форма обращения к своей малой родине, к своим личным ощущениям, переживаниям, к истории России, к ее культуре. Задания эти очень важны, так как именно здесь проявляется творческое начало школьников, стремление уйти от формализованных тем сочинений.
      Содержание заданий второго варианта 2006 года и первого варианта 2007 года (комплексный анализ художественного текста) ориентировано на знание учащимися русской классической литературы, на их творческую активность, самостоятельность в осмыслении и оценке литературных произведений.
      Учащимся предлагается написать отзыв или рецензию на малознакомый текст русского писателя XIX—XX вв. Основа письменной работы, как известно, — это глубокое проникновение в текст, умение его анализировать: определять идею, выявлять систему образов, художественное своеобразие и т. д. Олимпиадное сочинение — итоговый вид работы, результат всего того, чего ученик достиг, изучая русскую литературу. Оно свидетельствует о прочности знаний и зрелости суждений, широте кругозора, об умении мыслить и чувствовать, облекать свои мысли и чувства в словесную форму, выражать себя как личность.
      По-настоящему содержательно и серьезно можно писать только о том, что знаешь. Первое и важнейшее условие восприятия и осмысления произведения — это знание текста. Ни учебники, ни критическая литература (хотя к ним и необходимо обращаться при подготовке к олимпиаде) не заменят знания текста: они только помогут осмыслить содержание, основные идеи произведения, систематизировать впечатления и представления, которые сложились у школьников в процессе самостоятельного чтения.
      Знать текст — значит помнить и понимать основные события, характеры, поступки действующих лиц (не только главных, но и второстепенных: они нередко играют важную роль в произведении).
      Знание текста, как уже отмечалось, необходимое условие успешной олимпиадной работы. Но простого пересказа прочитанного при комплексном анализе текста недостаточно: здесь от ученика требуется и знание жизни, и определенный духовный опыт, и увлеченность литературой, и понимание психологии людей, и умение выразить себя.
      Если вспомнить, что слово «текст» образовано от латинского text — ткань, соединение, сплетение, то становится понятным, что анализировать произведение — значит не только раскрыть характеры героев, их взаимосвязь, не только выявить сюжет и композицию, показать роль отдельной детали и особенности языка писателя, но и показать, как все это определяется и объединяется идеей, общим пафосом произведения, какие непреходящие ценности воспевает автор.
      Художественное произведение необходимо связывать с творчеством писателя в целом, надо видеть в нем отражение определенной эпохи русской жизни, четко представлять себе, какие черты своего времени показал писатель, насколько важны поднятые им вопросы, насколько типичны нарисованные им характеры, какие общечеловеческие проблемы он ставит.
      В каждом произведении есть многое от личности его создателя, но вместе с тем есть и то, что выходит за пределы этой личности, воплощает дух времени, исторический опыт эпохи, опыт всего человечества. Возникнув в определенных условиях и неся на себе печать своего времени, произведение искусства представляет непреходящий интерес и для последующих поколений, наших современников, поскольку такие человеческие чувства, свойства и категории, как любовь, ненависть, отчаяние, радость, тщеславие, добро и зло, правда и ложь, искренность, принципиальность, соответствие слова и дела, трудолюбие, добросовестность, доброта, порядочность, не имеют временны́х границ.
      В работе важно показать, какое место в системе образов произведения занимает тот или иной персонаж, каковы его взгляды, круг интересов, что в нем является типичным и какие черты присущи только ему как неповторимому художественному образу. Обязательно надо проследить, какими художественными средствами раскрывает писатель образы своих героев, как характер проявляется во внешнем облике, в манере одеваться, говорить, деталях окружающей обстановки. Важно обратить внимание на то, что говорит автор о герое, как оценивают его другие персонажи, как характеризует героя его речь.
      Образ литературного героя надлежит раскрыть во всей сложности его личности, в многообразных связях с окружающей средой, с жизнью, а характер — в движении, развитии, во взаимоотношениях с окружающими.
      Для полноты раскрытия образа важно показать его в сопоставлении с другими персонажами. При сопоставлении персонажей надо выделить наиболее существенные линии, по которым оно будет вестись. Стоит в первую очередь показать принципиальные различия в философских и жизненных позициях, во взглядах, в поведении.
      Анализируя художественный текст, учащийся должен определить авторское отношение к изображаемому, его обусловленность, художественную манеру изображения, а также высказать свое мнение. Следует избегать бездоказательности отдельных предложений. Рассуждения должны быть подкреплены системой доказательств, материалом произведения, цитатами из него и из критической литературы. Не надо давать в олимпиадном сочинении анализ каждой сцены, в которой действует герой, — достаточно остановиться на основных эпизодах, раскрывающих главные черты персонажа, многогранность его образа.
      Олимпиадное сочинение — работа творческая, самостоятельная и в части содержания, и в манере изложения. В возможности поделиться переживаниями, высказать мечты участники олимпиады видят привлекательную сторону. Но необходимо помнить, что собственный взгляд на поступки героя, его характер, судьбу окажется только тогда верным и глубоким, когда учитываются исторические, социальные, нравственные и бытовые условия, определившие облик и судьбу персонажа.
      Олимпиадное сочинение — это не только проверка уровня литературного образования, но и средство самовыражения: оно приобщает школьников, участников олимпиады к литературному творчеству, искусству слова. А приобщение к искусству благотворно сказывается на развитии школьника, обогащает духовный мир, делает восприятие жизни более полным, глубоким и красочным.
      Олимпиадная работа будет глубже по содержанию, если в своем анализе конкретного произведения участники олимпиады обратятся к сопоставлению его с другими, уже известными им. Полезно также проследить внутреннюю связь между произведениями одного писателя.
      Раскрывая тему, важно показать связь произведения не только с социально-политическими явлениями эпохи, но и с культурой, литературной жизнью того времени; показать, что анализируемое произведение не случайное, единичное явление, а тесно связанное с предшествующим и современным ему литературным процессом; его темы, идеи и образы, в свою очередь, нашли последующее развитие в творчестве данного автора и других писателей. Но, привлекая для сравнения и сопоставления материал других произведений, необходимо учитывать их художественное своеобразие, самобытность созданных авторами характеров.
      Жанр олимпиадных работ не регламентируется. Это могут быть пародии, интервью, диалоги и т. д.
      Второй вариант заданий для третьего этапа Всероссийской олимпиады 2007 года (интерпретация стихотворного текста) также выявляет творческие способности учащихся и связан с восприятием, оценкой художественного произведения, знанием теории литературы и культурой речи учащихся.
      В этом варианте участникам олимпиады предлагается для анализа или сопоставительного анализа стихотворный текст. Здесь от школьников требуется проявление глубоких знаний теории словесности, понимания настроения и замысла автора.
      Художественная речь осуществляет себя в двух формах: стихотворной (поэзия) и нестихотворной (проза). Стихотворная форма — это один из признаков лирического произведения (хотя и не всегда обязательный).
      В лирическом произведении, как правило, нет действующих лиц, персонажей, которые бы участвовали в событиях на протяжении какого-то времени. А если и встречаются действующие лица, то мы все равно чувствуем, что суть не в них. Лирические произведения, как они сложились на протяжении веков, так же как и народные лирические песни, стремятся передать настроения, переживания, эмоции, внутреннее, субъективное состояние какой-то личности, ее души. Большей частью этой личностью оказывается автор-поэт. Но если нам близки его мысли и чувства, если мы способны их разделить, значит, они свойственны человеку вообще, хотя почти неуловимы и невыразимы; но поэт сумел уловить их и точно выразить в словах.
      Лирические стихотворения рождаются у поэта из страстной потребности самораскрытия, из желания познать самого себя в своих связях с миром, с людьми, с обществом. Но высокую общечеловеческую значимость и ценность лирическая поэзия приобретает только тогда, когда поэту удается, говоря о своем личном, сказать и о том, что волнует всех.
      В жизни человека неизменно происходит смена впечатлений, радостей и тревог, настроений. Наш внутренний мир, душа, постоянно испытывает на себе непредсказуемые воздействия внешнего окружения; каждый миг происходит перестройка наших чувств, возникают подчас неосознанные мечтания, порывы, надежды... Трудноуловимые изменения внутренней жизни обозначаются обычно понятием «переживание».
      Непредсказуемые и сложные страсти людские — переживания — достоверно и органично выражаются в языке, в человеческой речи. Если к ним обращается поэт, переживания обретают художественно неповторимые черты литературной образности.
      Анализируя лирическое произведение, не очень важно акцентировать внимание на том, кому оно посвящено, но надо показать, как созданное по конкретному случаю стихотворение становится обращением не только к конкретному лицу и не только к людям, современникам поэта, но и к читателям многих последующих поколений.
      Поэтическое переживание принадлежит его носителю — лирическому герою. Лирический герой, как и персонаж эпического или драматического произведения, обладает характером. Но его характер раскрывается не через действия и поступки, взаимоотношения с другими персонажами, а через его внутреннее состояние, эмоции и размышления.
      В свою очередь, облик лирического героя выстраивается поэтом подобно художественному образу в других родах литературы: с помощью отбора жизненных впечатлений, социохудожественной обобщенности эстетического преображения действительности. В этом образе заключена духовная драма и «боль сердца», счастье и мечта поэта. Лирик в поэзии, следовательно, выражает самого себя, и такое самовыражение полезно для общества лишь тогда, когда сам поэт лично значителен и общественно интересен. Поэт — прообраз лирического героя, прототип образа поэта.
      Рядом с лирическим героем, центральной фигурой любого стихотворения, можно постоянно обнаружить его собеседников, сподвижников, адресатов его стихов — лирических персонажей. Они могут быть очерчены поэтом с различной степенью полноты; иногда — подробно и глубоко, иногда — лишь несколькими штрихами. Лирические персонажи подчас бывают самодостаточны (в этом случае они воспринимаются читателями как фигуры, равновеликие лирическому герою и находящиеся с ним в сложных динамичных отношениях), но могут играть и подчиненную роль, оттеняя и дополняя образ лирического героя или другого поэтического персонажа.
      Распространенная разновидность лирического персонажа — собеседник лирического героя, чей образ приобретает в поэтическом произведении относительно самостоятельное идейно-художественное значение.
      Лирическое произведение обычно написано стихами (исключения нечасты: стихотворения в прозе И. С. Тургенева; лирические отступления в «Мертвых душах» Н. В. Гоголя). Поэтому, анализируя тексты, следует постоянно иметь в виду особенности стихотворной формы, музыкальный строй речи.
      Для того чтобы осознанно и полноценно воспринимать поэзию и анализировать поэтические тексты, нужно обладать и уметь применять некоторые теоретико-литературные знания о стихе. Эти знания должны охватывать три основных раздела: образность поэтической речи (и вообще язык поэзии), поэтический синтаксис и стихосложение (ритмические особенности стиха).
      Анализ стихотворного текста — это анализ в большей степени языковой, так как сущность литературы определяется ее материалом.
      Важным условием для успешного анализа стихотворного текста становится осознание учащимися особенностей поэтического текста в отличие от прозаического. Зачастую в олимпиадных работах такого типа встречаются высказывания о том, что в тексте присутствуют рифма, ритм, определенный размер. Это, безусловно, верно. Но следует говорить и о функции, которую они выполняют в стиховой конструкции.
      Единицей поэтического текста, как известно, является строка, которая имеет свои границы в пространстве художественном и графическом. Вертикальное положение поэтического текста обусловливает соотносимость и соизмеримость строк. Подобная организация поэтического текста создает условия для слóгового и эмоционально-возвратного чтения. Также следует обратить внимание на то, что значение и смысл поэтического слова определяются (с точки зрения представителей формального и структурного литературоведения) местом, которое оно занимает в стиховой конструкции или структуре.
      В ходе анализа обнаруживается тема и основная мысль поэтического текста. Иногда даже «олимпийцы» смешивают эти понятия. Важно помнить, что в поэтическом тексте находят выражение два основных плана: «про что» и «о чем». Формальное и структурное литературоведение наметило определенные пути обнаружения темы и идеи в поэтическом тексте, выработало формулы анализа, определило операционные принципы, сложились представления о некоей последовательности анализа.
      Толчком к обнаружению авторского замысла может стать выявление закономерности в композиции поэтического текста. Анализ текста по строфам обычно осуществляется через выявление мотивов и образов в первой строфе и наблюдение за их развитием в последующих строфах. Широкие возможности для понимания темы и идеи стихотворения открывает анализ текста по уровням: морфологический, фонетический, лексический, синтаксический и т. д. Обнаружение использованных средств языковой выразительности также является и формулой, и средством для выявления идеи стихотворения. Используются и такие формулы анализа, как сопоставление сильных позиций текста, сопоставление первой и последней строф, обнаружение сопоставительных и противопоставительных отношений элементов текста на разных его уровнях, выявление функций метра, рифмы и ритма в целом. Одной из важных операций анализа текста становится поиск повтора.
      Участникам олимпиады важно помнить, что лингвостилистический анализ не должен стать самоцелью и должен сопрягаться с рассмотрением литературоведческих проблем. Иными словами, не надо ограничиваться в работе сугубо лингвистической четкостью, а порой неким формализмом подхода к тексту: окончательной целью должно стать толкование художественных функций того или иного лингвостилистического явления, возникновение ассоциаций, порождение интерпретаций, выход на определенные обобщения.

Система оценивания отдельных заданий и работы в целом

Критерии оценки работ участников третьего этапа
11-й Всероссийской олимпиады школьников по литературе 2006 г.

      Все олимпиадные задания основаны на знании учащимися материала русской литературы и выполняются письменно. Работы предварительно шифруются. Оценка выставляется в баллах. Итоговые результаты объявляются после окончания олимпиады.
      Работы пишутся в прозаической форме, грамотность не оценивается, но учитывается, объем работ не регламентируется. Если участник использовал черновик, то он сдает его вместе с работой. Черновик может быть учтен при оценке работы в пользу участника олимпиады. Объем работы не влияет на повышение и снижение оценки.
      Первый вариант — на выполнение заданий отводится 4 астрономических часа.
      При оценке заданий этого варианта учитывается:
      — знание текстов художественных произведений;
      — владение теоретико-литературными понятиями;
      — историко-культурная эрудиция;
      — правильность, полнота и точность ответа;
      — язык и стиль изложения: композиционная стройность, логичность, ясность, речевая грамотность;
      — глубина и самостоятельность в раскрытии темы, образность языка (для литературно-творческой работы).

Оценка ставится за каждое задание:

      1. По портретной характеристике определите автора, произведение и героя — 8 баллов.
      2. Какие произведения заканчиваются так — 5 баллов.
      3. Определите жанр, систему стихосложения и литературное направление, к которому принадлежит произведение, — 3 балла.
      4. Назовите имена русских поэтов, писавших сонеты, — 4 балла.
      5. Назовите известные вам стихотворения, ставшие романсами, — 4 балла.
      6. Где разворачивается действие произведений М. Ю. Лермонтова, А. Н. Островского, М. А. Булгакова — 3 балла.
      7. Напишите статью в словарь литературоведческих терминов — 8 баллов.
      8. Напишите небольшую творческую работу в любом прозаическом жанре на тему «Край родной, навек любимый...» — 15 баллов.
      Задания этого варианта могут выполняться в любой последовательности, при этом переписывать задания не нужно, достаточно указать их номер.
      Общая сумма баллов — 50.
      Второй вариант (комплексный анализ текста) — на работу отводится 5 астрономических часов.
      При оценке работы учитывается:
      — глубина постижения текста (темы, жанра, сюжета, героя, композиции, стиля, направления, художественной идеи, образа повествователя);
      — знание фактического материала из истории и теории литературы и умение использовать его;
      — умение определять авторскую позицию, а также выражать свои мысли и чувства;
      — язык и стиль работы участника олимпиады (композиционная стройность, логичность, ясность изложения, речевая грамотность).
      Общая сумма баллов — 50.

Критерии оценки работ участников третьего этапа
12-й Всероссийской олимпиады школьников по литературе 2007 г.

      Все олимпиадные задания основаны на знании учащимися материала русской литературы и выполняются письменно. Работы предварительно шифруются. Оценка выставляется в баллах. Итоговые результаты объявляются после окончания олимпиады.
      Работы пишутся в прозаической форме, грамотность не оценивается, но учитывается, объем работ не регламентируется. Если участник использовал черновик, то он сдает его вместе с работой. Черновик может быть учтен при оценке работы в пользу участника олимпиады. Объем работы не влияет на повышение и снижение оценки.
      Первый вариант (комплексный анализ текста) — на работу отводится 5 астрономических часов.
      При оценке работы учитывается:
      — глубина постижения текста (темы, жанра, сюжета, героя, композиции, стиля, направления, художественной идеи, образа повествователя);
      — знание фактического материала из истории и теории литературы и умение использовать его;
      — умение определять авторскую позицию, а также выражать свои мысли и чувства;
      — язык и стиль работы участника олимпиады (композиционная стройность, логичность, ясность изложения, речевая грамотность).
      Общая сумма баллов — 50.
      Второй вариант (интерпретация поэтического текста) — на работу отводится 4 астрономических часа.
      При оценке работы учитывается:
      — владение основами анализа поэтического текста (образный ряд, ритмико-синтаксическое и фонетическое своеобразие);
      — восприятие образа лирического героя и умение истолковать его, характеризовать поэтическую индивидуальность автора, а также выражать свои мысли и чувства;
      — язык и стиль работы участника олимпиады (композиционная стройность, логичность, ясность изложения, речевая грамотность).
      Общая сумма баллов — 50.