Специальный, специальность

СПЕЦИАЛЬНЫЙ, СПЕЦИАЛЬНОСТЬ. Слова специальный, специальность укрепились в русском литературном языке XVIII в. Это были научно-профессио-нальные термины, тесно связанные с основным значением лат. species, specialis. Специальный обозначало: «относящийся к отдельным частям, представляющий отдельные части чего-нибудь», «отдельный, исключительно для чего-нибудь предназначенный». Например, специальная карта (см. сл. 1867–1868, 4, с. 417). Слово специальность определялось как «качество специального».

Такое употребление этих слов продолжалось до середины XIX в. См. в «Записках о жизни и сочинениях Н. А. Полевого»: «”Благонамеренный“ журнал А. Е. Измайлова сделался чуть ли не специальностью этого рода сочинений, как сказали бы в наше время, когда, заботясь об оригинальности, искажают язык» (Н. Полевой. Мат-лы по ист. русск. лит.).

У Тургенева в письме к Л. Толстому (от 17 января 1858 г.): «…всякому человеку следует, не переставая быть человеком, быть специалистом; специализм исключает дилетантизм – (извините все эти ”измы“), – а дилетантом быть – значит быть бессильным» (Толстой, 1928, Переписка, с. 44).

У Маркевича в романе «Бездна»: «Пусть доктор, специалист,скажет на сколько… я виновата, стараясь удержать вас от того, что вам вредно». У Д. В. Григоровича в воспоминаниях: «Несмотря на разность наших специальностей и состояний, мы жили весьма дружно». «Такие люди… всегда оставляют после себя результат в том или другом роде, смотря по своей специальности» (Григорович, с. 19 и 165). У П. Д. Боборыкина в романе «Василий Теркин» (1892): «Эх, голубчик! С тех пор много воды утекло. Моя специальность – бабы да девки».

Заметка ранее не публиковалась. В архиве сохранилась рукопись на двух листках пожелтевшей бумаги. Здесь печатается по рукописи с некоторыми необходимыми уточнениями и поправками.

К словам специальный и специальность В. В. Виноградов обращается и в других своих работах. Так, в «Очерках» В. В. Виноградов отмечает: «Изменения в костюме, светском обращении, воспитании, формах быта и т. п. сопровождаются усвоением новых названий и понятий. Тут роль польского языка, за которым в начале века еще сохранялось по традиции значение языка светско-аристократического, была особенно велика. …авантаж, адгерент (от польского adherent – «единомышленник», от латинского adhaerere – прицепиться), бал (бал, или танцы…),высокомочный, властный, готовость («готовность»), грозба (“угроза”), грунт, грунтовный, деликатный, десператный («отчаянный»), дивулговать («разглашать, обнародовать»), дигнитар («сановник»), диспут, домовство («хозяйство»), забобоны («суеверие»), забранять («запрещать»), запомнить («забывать»), звычайный («обыкновенный»), индиферентный, казнодей («проповедник»), квит («расписка»), козырь, конфузия («замешательство»), кошт, мизерный, мода, омылка (“ошибка”), ординарный, пашквиль, позитура («положение»), поспольство («простонародие»), потентат, прихильный («благосклонный»), провизия, публичный, пунктуальный, пунцовый, пурговаться («принимать слабительное»), резидовать, репутация, рисунок, своить («присваивать»), секретный, сенс(“смысл”), скарб, специальный, старожитный, субтильный (“нежный”), тракт, труп, уразительный («обидчивый»), усиловать («стараться»)… и мн. др. слова укрепляются в общественно-бытовой речи» (Очерки, с. 57).

«В русском языке XIX в., – пишет В. В. Виноградов, – центр тяжести в вопросе о заимствовании переместился из области общелитературной и бытовой фразеологии в сферу общественно-политической и научно-философской лексики. Белинский, Добролюбов, Чернышевский, сближая журнально-публицистический стиль с языком передовой науки и философии, в то же время содействуют обогащению интеллигентского словаря отвлеченными понятиями и научными терминами, нередко заимствованными. Белинский переносил в живую разговорную речь такие слова, как субъект, объект, индивидуум, индивидуальный, абсолютный, конкретный, универсальный, абстрактный, категория, рациональный, рационализм, индиферентизм, специальный и т. п.» (Величие и мощь русского языка, с. 22). – В. П.