ЗАДАНИЯ ПЯТОГО ЭТАПА
11-й ВСЕРОССИЙСКОЙ ОЛИМПИАДЫ ШКОЛЬНИКОВ ПО ЛИТЕРАТУРЕ 2006 г.

      Авторы заданий: Е. И. Белоусова, А. И. Журавлева, В. П. Журавлев, А. Г. Кутузов, Г. А. Обернихина, Л. В. Тодоров, Е. Г. Чернышева, В. Ф. Чертов, Л. А. Черниченко, А. В. Гулин.

9 КЛАСС

I ТУР

Комплексный анализ художественного текста

В. Ф. Одоевский

Привидение

      ...Нас сидело в дилижансе четверо: отставной капитан, начальник отделения, Ириней Модестович и я. Два первые чинились и отпускали друг другу разные учтивости, изредка принимались спорить, но ненадолго; Ириней Модестович говорил без умолка; все — мимо проехавший экипаж, пешеход, деревушка — все подавало ему повод к разговору; на радости, что слушателям нельзя от него выскочить из дилижанса, он рассказывал сказку за сказкой, в которых, разумеется, домовые, бесы и привидения играли первую роль. Я не мог надивиться, откуда он набрался столько чертовщины, — и преспокойно дремал под говор его тоненького голоса. Другие товарищи скуки ради слушали его не без внимания — а Иринею Модестовичу только того и надо.
      — Что это за замок? — спросил отставной капитан, выглядывая из окошка, — вы, верно, знаете про него какую-нибудь курьезную историю, — прибавил он, обращаясь к Иринею Модестовичу.
      — Я про него знаю, — отвечал Ириней Модестович, — точно такую же историю, какую можно рассказать про многие из нынешних домов, то есть, что в нем люди жили, ели, пили и умерли. Но этот замок напоминает мне анекдот, в котором такой же замок играет важную роль. Вообразите себе только, что все, что я вам буду рассказывать, случилось именно под этими развалившимися сводами: ведь это все равно — была бы вера в рассказчика. Все путешественники по большей части так же рассказывают свои истории; только у них нет моей откровенности. В молодости моей я часто хаживал в дом к моей соседке, очень любезной женщине... Не воображайте тут ничего грешного: соседка моя уже была в тех летах, когда женщина сама признается, что пора ее миновалась. У ней не было ни дочерей, ни племянниц; дом ее был похож на все ***ские дома: три, четыре комнаты, дюжина кресел, столько же стульев, пара ламп в столовой, пара свечей в гостиной.., но не знаю, было что-то в обращении этой женщины, в ее самых обыкновенных словах, я думаю, даже в ее столе красного дерева, покрытом клеенкою, или в стенах ее дома, — было нечто такое, что каждый вечер нашептывало вам в уши: пойти бы сегодня к Марье Сергеевне. Это испытывал не я один: в длинные зимние вечера к ней сходились незваные гости, как будто заранее согласившись. Наши занятия были самые обыкновенные: мы пили чай и играли в бостон; иногда перелистывали журналы; но только все это нам веселее было делать у Марьи Сергеевны, нежели в другом доме; это нам самим казалось очень странно. Все дело, как я теперь догадываюсь, состояло в том, что Марья Сергеевна не навязывалась никому ни с тяжбами, ни с домашними хлопотами, не любила злословия, не сообщала никому своих замечаний о происшествиях в околотке, ни о поведении своих слуг; не старалась вытянуть из вас того, что вы хотели скрыть; не осыпала вас нежностями в глаза и не насмехалась над вами, когда вы вышли за дверь; не сердилась, когда кто из нас в продолжение полугода не являлся в ее гостиную и даже забывал дни ее именин или рождения; не имела ни одной из тех претензий и причуд, которые делают общество ***ских дам нестерпимым; не была ни ханжа, ни суеверна; не требовала от вас, чтобы вы то-то думали и о том-то говорили; не приходила в ужас, когда вы были противного с нею мнения; не требовала от вас никаких пожертвований; не усаживала насильно за карты или за фортепьяно, — понимала терпимость во всем ее значении; в ее гостиной всякий благородный человек мог делать, думать и говорить все, что ему было угодно; словом, в ее доме царствовал хороший тон, тогда редкий в ***ских обществах и которого сущность до сих пор не многие понимают. Я сам живо чувствовал различие в обращении и в жизни Марьи Сергеевны с другими женщинами, но не умел этого впечатления выразить одним словом.
      — Позвольте вас остановить, — сказал начальник отделения. — Как это, — будто бы уж хороший тон состоит в том, чтобы хозяйка не занималась гостями? нет, помилуйте, — мы сами бываем в наилучших компаниях... я с вами поспорю. Как это можно! как это можно!..
      — Говорят, — отвечал Ириней Модестович, — что где обращение хозяйки простее, там гостям просторнее и спокойнее, и что человека, привыкшего к хорошему обществу, всегда узнают по простоте его обращения...
      — И я того же мнения, — прибавил отставной капитан, — терпеть не могу всех этих вычур! Бывало, на вечерах у нашего бригадного генерала не расстегнись, не пошевельнись; тоска да и только! То ли дело, как сойдешься со своим братом: мундир долой, бутылку рома на стол — и пошла потеха...
      — Нет, воля ваша, — возразил начальник отделения, — не могу с вами согласиться! Что это такое простота? Простота! для простоты довольно своего дома; но в свете приятно показать свое обращение, свое уменье жить с людьми, свое уменье каждое слово весить на весах, чтоб в каждом вашем слове можно было заметить, что вы не неуч какой-нибудь, а человек благовоспитанный...
      Ириней Модестович находился в совершенном недоумении между этими двумя противоположными полюсами и выдумывал средство, как бы не попасть ни в пуншевую беседу, ни в компанию благоприличного господина. Видя смущение моего приятеля, я вмешался в разговор.
      — Однако ж этак, — сказал я, — мы никогда не дойдем до конца нашей истории. На чем, бишь, вы остановились, Ириней Модестович?.. Наши противники замолчали, потому что были довольны собою: начальник отделения был уверен, что в прах разразил все рассуждения моего приятеля; а капитан — что Ириней Модестович одного с ним мнения.
      Ириней Модестович продолжал:
      — Я, кажется, сказал вам, что мы, сами не зная каким образом, почти каждый вечер сходились к Марье Сергеевне, не сговариваясь заранее. Должно, однако ж, признаться, что такие импровизации, как все импровизации в свете, не всегда нам удавались. Иногда сходились такие, на которых двое играли только в вист, а два другие только в бостон, одни играли в большую, другие в маленькую — и партии не могли состояться. Так случилось однажды, как теперь помню, в глубокую осень. Дождь с изморозью лился ливмя, реки катились по тротуарам, и ветер задувал фонари. В гостиной, кроме меня, сидели человека четыре в ожидании своих партнеров. Но партнеров, кажется, испугала погода, а мы между тем занялись разговором.
      Разговор, как часто случается, переходя от предмета к предмету, остановился на предчувствиях и видениях.
      — Так, я и ждал этого! — воскликнул начальник отделения, — без привидений у него не обойдется...
      — Нет ничего мудреного! — возразил Ириней Модестович, — эти предметы обыкновенно привлекают общее внимание; наш ум, изнуренный прозою жизни, невольно привлекается этими таинственными происшествиями, которые составляют ходячую поэзию нашего общества и служат доказательством, что от поэзии, как от первородного греха, никто не может отделаться в этой жизни.
      Почтенный чиновник значительно кивнул головою, желая показать, что он совершенно вникнул в значение этих слов. Ириней Модестович продолжал:
      — Уже были рассказаны по очереди все известные события в этом роде: о людях, являвшихся после смерти; о лицах, которые заглядывают вам в окошко в третьем этаже; о танцующих стульях и о прочем тому подобном. Один из собеседников во все продолжение этого рассказа хранил глубокое молчание и лишь исподтишка улыбался, когда мы вскрикивали от ужаса. Этот господин, уже весьма пожилых лет, был закостенелый вольтерьянец старого века; он часто в наших спорах, не шутя, заключал свои доказательства каким-нибудь стихом из «Epitre a Uranie» или из «Discours en vers» Вольтера и удивлялся, когда и после этого мы осмеливались с ним не соглашаться: любимая его поговорка была: «Я верю в то, что дважды два четыре».
      Когда весь арсенал наших рассказов истощился, мы обратились к этому господину с насмешливою просьбою рассказать нам что-нибудь в том же роде.
      Он угадал наше намерение и отвечал:
      — Вы знаете, что я терпеть не могу всех этих бредней: я в этом пошел по батюшке; ему вздумало однажды явиться привидение — и привидение во всем порядке: с бледным лицом, с меланхолическим взглядом; но покойник выставил ему язык, чему привидение так удивилось, что впоследствии уже никогда не осмеливалось являться ни ему и никому из нашего семейства.
      Я теперь следую батюшкиной методе, когда попадается в журналах романтическая повесть ваших модных сочинителей. Только я заметил, что они гораздо бессовестнее привидений и не перестают мне соваться в глаза, несмотря на все гримасы, которые я им строю; но не думайте, однако ж, чтоб я не мог также рассказать страшной истории. Слушайте ж. Я расскажу вам историю истинную; но бьюсь об заклад, что у вас волосы станут дыбом.
      — Лет тридцать тому назад, — я тогда только что еще вступил в службу, — наш полк остановился в одном местечке; мы были в резерве; носились слухи, что кампания оканчивалась, и эти слухи подтверждались тем, что нас более месяца не трогали с места. Этого времени для военных очень довольно, чтоб подружиться с жителями. Я стоял в доме у одной очень зажиточной помещицы, премилой, веселой женщины и большой говоруньи. Мы жили с ней душа в душу. Почти каждый вечер у нее собирались гости, вот как сюда, и мы проводили время очень весело. В версте от этого местечка, на небольшом возвышении, находился старинный замок с полукруглыми окошками, с башенками, с вертушками — словом, со всеми этими причудами так называемой готической архитектуры, над которыми мы тогда смеялись, но которые при нынешнем упадке вкуса опять входят в моду.
      Тогда нам это и в голову не входило. Мы просто находили этот замок уродливым, каким он и был в самом деле, и сравнивали его то с амбаром, то с голубятней, то с паштетом, то с сумасшедшим домом.
      — Кому принадлежит этот кондитерский пирог? — спросил я однажды у моей хозяйки.
      — Моей приятельнице, графине ***, — отвечала она. — Она премилая женщина; вам бы надобно познакомиться с нею... Графиня Мальвина прежде была очень несчастлива, — продолжала хозяйка, — много она вытерпела на своем веку. В молодости она влюбилась в одного молодого человека; но он был беден, хотя и граф, и ее родители никак не соглашались выдать ее за него замуж. Но графиня была пылкого нрава; она страстно любила молодого человека и наконец не только убежала с ним из дома, но вышла за него замуж, что, по-моему, было совсем лишнее. Вы можете себе представить, сколько шуму наделало это происшествие. Мать графини была женщина самого сурового нрава, старого века, гордая знатностью своего происхождения, надменная, окруженная толпою ласкателей, привыкшая, в продолжение всей своей жизни, к слепому повиновению всех ее окружающих.
      Побег Мальвины был для нее сильным ударом; с одной стороны, неповиновение родной дочери приводило ее в бешенство, с другой, она видела в этом поступке вечное пятно своей фамилии. Бедная графиня, зная нрав своей матери, долго не смела ей казаться на глаза; письма ее оставались без ответа; она была в совершенном отчаянии; ничто ее не утешало: ни любовь мужа, ни уверения друзей, что гнев матери не может более продолжаться, особливо теперь, когда дело сделано. Так прошло шесть месяцев в беспрерывных страданиях. Я часто видала ее в это время — она была на себя непохожа. Наконец она сделалась беременною. Беспокойство ее увеличилось. В это время обыкновенно нервы у женщин играют большую роль: они чувствуют живее; всякая мысль, всякое слово тревожит их в тысячу раз более, нежели прежде. Мысль родить дитя под гневом матери сделалась для Мальвины нестерпимою; эта мысль душила ее, мешала ей спать, истощала ее силы. Наконец она не выдержала. «Что бы ни было, — сказала она, — но я брошусь к ногам матушки». Тщетно мы хотели остановить ее; тщетно мы советовали подождать родин и тогда, вместе с ребенком, предстать раздраженной графине; тщетно мы говорили ей, что вид невинного ребенка всего сильнее действует на сердца самые загрубелые, — наши слова не подействовали. Робость превозмогла, и однажды утром, когда все еще спали, бедная графиня незаметно вышла из дома и отправилась в замок, ворвалась в спальню, когда еще мать ее лежала на постели, и бросилась на колени.
      Старая графиня была женщина странная; она принадлежала к числу тех существ, которых отгадать трудно. Никогда нельзя узнать, чего им хочется, а им самим, может быть, это всего труднее.
      На ее расположение духа действовало все окружающее: незначительное слово, полученное письмо, погода. Она то радовалась, то огорчалась от одних и тех же причин, смотря по этим маловажным обстоятельствам.
      Первое действие, произведенное на графиню ее дочерью, был испуг. Со сна она не могла себе представить, что это была за женщина в белом платье, которая с рыданием хватала ее за колени и стаскивала с нее одеяло. Сначала графиня приняла дочь свою за привидение, потом за сумасшедшую, а наконец ее испуг превратился в досаду. Ее не тронули слезы дочери; ее не тронуло ее положение; ее не коснулось материнское чувство, — эгоизм торжествовал.
      «— Прочь, — вскричала она. — Я не знаю тебя; проклинаю тебя!..» Бедная Мальвина едва не лишилась памяти, но материнское чувство придало ей силы. С трудом, но с выразительностию произнесла она прерывающимся голосом: «Кляните меня... но пощадите моего ребенка».
      «— Проклинаю тебя, — повторила раздраженная графиня, — и твоего ребенка! Пусть будет он тебе казнию!» Бедная Мальвина упала на пол замертво.
      Этот обморок произвел на старую графиню больше действия, нежели все слова ее дочери. Графиня испугалась снова. Ее причудливые нервы не могли снести этого вида. Она проворно вскочила с постели, позвонила, послала за доктором, и когда несчастная дочь очнулась, она была уже в объятиях своей матери. Все было прощено, забыто...
      С тех пор Мальвина со своим мужем переселилась в замок. Она вскоре родила сына. Старая графиня, пристыженная своим недостойным поступком, казалось, сделала целию жизни утешать свою дочь всем, что только возможно человеку. Несколько раз она торжественно отрекалась от своей клятвы, написала это отречение на бумаге и заставила свою дочь носить его на себе в медальоне.
      Молодая графиня никогда его не снимает. Ее сын вырос, вступил в службу; но доныне старая графиня почитает себя в долгу пред своею дочерью и старается тешить ее как ребенка. Ее богатство дает ей все к тому нужные способы. Кажется, сама судьба старается загладить проступок старой графини. Недавно выиграли они процесс в несколько миллионов. Это дало им средства украсить свой замок всеми причудами роскоши. Что вы там не найдете: и английский сад, и чудесный стол, и погреб со столетним венгерским, и фонтаны холодной и теплой воды, и мраморные полы, и зимние сады — рай, одним словом! балы и вечеринки не прерываются. Если хотите, я вас представлю графине: вы будете приняты с восхищением... Что могло быть приятнее этого предложения для молодых офицеров, для которых, в продолжение полугода, все наслаждения мира ограничивались братскою попойкой в курной избе?
      — А не худое дело! — заметил капитан, поглаживая усы. На другой же день мы отправились к графине, были представлены нашею хозяйкою и имели случай увериться, что она нас не обманула. Дом был поставлен на истинно барскую ногу. Каждому из нас отвели особую комнату, в которых все было придумано для удобства жизни: прекрасная пуховая постель, которая казалась нам чудом после соломы; в каждой комнате ванна с холодными и теплыми кранами; все прихоти туалета; слуги, которые ходили на цыпочках и угадывали малейшее желание; каждый день чудесный обед с чудесными винами. Старая графиня, которая уже не вставала с кресел, была еще любезна, а так называемая молодая графиня, хотя ей было лет за сорок, была свежа и вертлява, как пятнадцатилетняя девочка. Многие из наших почли за долг отпускать ей армейские нежности, а иные и по уши в нее влюбились. Ее муж смотрел на это сквозь пальцы и, казалось, еще радовался, что его жена имеет случай кокетничать и возбуждать страсть молодых офицеров.
      Привычка к удовольствиям, беспрестанная рассеянность были необходимостью, жизнию в этом доме. От нас требовали только одного: есть и пить целый день и танцевать до упаду целую ночь. Мы катались как сыр в масле. Чрез несколько дней радость и удовольствие в доме удвоились. Приехал из отпуска сын молодой графини — славный, веселый малый. Он, подобно нам, также долго скитался по курным избам и со всей ненасытностью молодости предался удовольствиям, которые представлял ему домашний кров и круг веселого семейства.
      Назначен был день нашего выступления, и хозяева захотели угостить нас последним великолепным балом. Приглашены были соседи из всех окружных мест; собирались иллюминировать сад и сжечь чудесный фейерверк. Накануне посреди толкований о завтрашнем дне (ибо мы почти как домашние принимали участие во всех хозяйственных хлопотах) зашла речь, как теперь, о привидениях. Молодая графиня вспомнила, что есть одна комната в замке, которая с давних времен пользуется привилегией пугать всех жителей околотка разными страшными звуками и видениями. Эту самую комнату, за недостатком места, занимал сын графини. Он, смеясь, уверял, что до сих пор домовые производят на него одно действие: заставляют его спать богатырским сном. Мы, посмеявшись с ним вместе, разошлись по своим спальням.
      На другой день съехались в замок множество гостей. Мы начали танцевать едва ли не с десяти часов утра, и танцевали вплоть до обеда, а после обеда вплоть до полуночи. Никто из нас не думал о том, что завтра в пять часов надобно было садиться на коня. Но, сказать правду, к концу дня мы были измучены донельзя и не без удовольствия заметили, что к первому часу гости стали уже разъезжаться. В комнатах становилось пусто; мы хотели также разойтись по спальням, но молодая графиня, для которой двадцать четыре часа танцев было то же, что выпить стакан воды, усердно упрашивала нас приглашать беспрестанно дам вальсировать, чтобы удержать разъезжающихся. Мы истощили последние силы, но наконец принуждены были просить дозволения у графини откланяться, ссылаясь на ее сына, который давно уже отправился в свою спальню.
      «— О, — сказала графиня, — что вам брать пример с этого лентяя! Надобно проучить его за его леность! Как можно лечь спать, когда в зале еще столько хорошеньких дам! Пойдемте за мною!»
      Молодой человек спал тем беспокойным сном, какой обыкновенно бывает после дня, проведенного в беспрестанном движении. Скрип двери разбудил его. Но каково было его удивление, когда, при бледном свете ночной лампады, он увидел ряд белых привидений, которые приближались к его постели! Впросонках схватил он пистолет и вскричал: «Прочь, застрелю!» — но привидение, бывшее впереди, все приближалось к его постели и, казалось, хотело обхватить его своими распростертыми руками. В испуге ли, или еще не совсем пробужденный, молодой человек взвел курок, раздался выстрел... «— Ах, я забыла надеть матушкин медальон!» — вскричала Мальвина, падая. Мы все, одетые привидениями, бросились к ней, подняли простыню. Лицо ее было так бледно, что нельзя было узнать ее: она была смертельно ранена. В эту минуту далекий гул барабана известил нас, что полк уже выступает в поход. Мы оставили скорбный дом, в котором провели столько приятных дней. С тех пор я не знаю, чем все это кончилось; по крайней мере если я и не видал никогда привидений, то сам был привидением, а это чего-нибудь да стоит. Все рассказы о привидениях в этом роде. Я чаю, Бог знает, что теперь об этом выдумали; а дело было просто, как вы видите. И рассказчик засмеялся.
      В это время один молодой человек, слушавший всю повесть с большим вниманием, подошел к нему. «— Вы с большой точностию, — сказал он, — рассказали это происшествие; я его знаю, ибо сам принадлежу к тому семейству, в котором оно случилось. Но вам неизвестно одно: а именно, что графиня здравствует до сих пор и что вас приводила в комнату ее сына не она, но действительно какое-то привидение, которое до сих пор является в замке».
      Рассказчик побледнел. Молодой человек продолжал:
      «— Об этом происшествии много было толков; но оно ничем не объяснялось. Замечательно только то, что все те, которые рассказывали об этом происшествии, умерли через две недели после своего рассказа». Сказавши эти слова, молодой человек взял шляпу и вышел из комнаты. Рассказчик побледнел еще больше. Уверительный, холодный тон молодого человека, видимо, поразил его. Признаюсь, что все мы разделяли это чувство и невольно приумолкли. Тут хотели завести другой разговор; но все не ладилось, и мы вскоре разошлись по домам.
      Чрез несколько дней мы узнали, что наш насмешник над привидениями занемог, и очень опасно. К его физическим страданиям присоединились грезы воображения. Беспрестанно чудилась ему бледная женщина в белом покрывале, тащила его с постели — и вообразите себе, — прибавил Ириней Модестович трагическим голосом, — ровно чрез две недели в гостиной Марьи Сергеевны сделалось одним гостем меньше!
      — Странно! — заметил капитан, — очень странно! — Начальник отделения, как человек петербургский, привыкший ничему не удивляться, выслушал всю повесть с таким видом, как будто читал канцелярское отношение о доставлении срочных ведомостей.
      — Тут нет ничего удивительного, — сказал он важным голосом, — многое бывает в человеке от мысленности, так, от мысленности. Вот и у меня был чиновник, кажется, такой порядочный, все просил штатного места. Чтобы отвязаться от него, я дал ему разбирать старый архив, сказавши, что дам ему тогда место, когда он приведет архив в порядок. Ведь он, бедный, и закабалил себя; год прошел, другой, — день и ночь роется в архиве: сжалился я наконец над ним и хотел уже представить о нем директору, как вдруг пришли мне сказать, что с моим архивариусом случилось что-то недоброе. Я пошел в ту комнату, где он занимался, — нет его; смотрю: он забрался на самую верхнюю полку, присел там на корточки между кипами и держит в руках нумер.
      «Что с вами? — закричал я ему, — сойдите сюда». Как вы думаете, что он мне отвечал? «Не могу, Иван Григорьевич, никак не могу: я решенное дело!» И начальник отделения захохотал; у Иринея Модестовича навернулись слезы.
      — Ваша история, — проговорил он, — печальней моей.
      Капитан, мало обращавший внимания на канцелярский рассказ, кажется, ломал голову над повестью о привидении и наконец, как будто очнувшись, спросил у Иринея Модестовича:
      — А что, у вашей Марьи Сергеевны пили ли пунш?
      — Нет, — отвечал Ириней Модестович.
      — Странно! — проговорил капитан, — очень странно!
      Между тем дилижанс остановился; мы вышли.
      — Неужели в самом деле рассказчик-то умер? — спросил я.
      — Я никогда этого не говорил, — отвечал быстро Ириней Модестович самым тоненьким голоском, улыбаясь и припрыгивая, по своему обыкновению...

II ТУР

      Сопоставьте стихотворения Е. А. Баратынского и Ф. И. Тютчева.

III ТУР

      1. По данному отрывку назовите автора и его произведение.
      а) «Поехавши из Петербурга, я воображал себе, что дорога была наилучшая. Таковою ее почитали все те, которые ездили по ней вслед государя. Такова она была действительно, но на малое время. Земля, насыпанная на дороге, сделав ее гладкою в сухое время, дождями разжиженная, произвела великую грязь среди лета и сделала ее непроходимою... Обеспокоен дурною дорогою, я, встав из кибитки, вошел в почтовую избу, в намерении отдохнуть».
      б) «В одну минуту дорогу занесло; окрестность исчезла во мгле мутной и желтоватой, сквозь которые летели белые хлопья снегу; небо слилося с землею <...> очутился в поле и напрасно хотел снова попасть на дорогу; лошадь ступала наудачу и поминутно то взъезжала на сугроб, то проваливалась в яму; сани поминутно опрокидывались».
      в) «До станции оставалось еще с версту. Кругом было тихо, так тихо, что по жужжанию комара можно было следить за его полетом. Налево чернело глубокое ущелье; за ним и впереди нас темно-синие вершины гор, изрытые морщинами, покрытые слоями снега, рисовались на бледном небосклоне, еще сохранявшем последний отблеск зари. На темном небе начинали мелькать звезды, и странно, мне показалось, что они гораздо выше, чем у нас на севере. По обеим сторонам дороги торчали голые, черные камни; кой-где из-под снега выглядывали кустарники, но ни один сухой листок не шевелился, и весело было слышать среди этого мертвого сна природы фырканье усталой почтовой тройки и неровное побрякиванье русского колокольчика».
      г) «И точно, дорога опасная; направо висели над нашими головами груды снега, готовые, кажется, при первом порыве ветра оборваться в ущелье; узкая дорога частию была покрыта снегом, который в некоторых местах проваливался под ногами, в других превращался в лед от действия солнечных лучей и ночных морозов, так что мы с трудом сами пробирались; лошади падали; налево зияла глубокая расселина, где катился поток, то скрываясь под ледяною корою, то с пеною прыгая по черным камням».
      д) «Но нигде не было слышно отдаленного петушьего крика: ни в городе, ни в разоренных окрестностях не оставалось давно ни одного петуха. По небольшому бревну перебрались они через проток, за которым возносился противоположный берег, казавшийся выше бывшего у них назади и выступавший совершенным обрывом. Казалось, в этом месте был крепкий и надежный сам собою пункт городской крепости...»

      2. Назовите авторов и адресатов следующих посланий
      а) Певец-гусар, ты пел биваки,
           Раздолье ухарских пиров,
           И грозную потеху драки,
           И завитки своих усов.
      б) Любовью, дружеством и ленью
           Укрытой от забот и бед,
           Живи под их надежной сенью;
           В уединении ты счастлив: ты поэт.
      в) Струн вещих пламенные звуки
           До слуха нашего дошли,
           К мечам рванулись наши руки
           И — лишь оковы обрели.
      г) Когда увидит кто, что в царском пышном доме
           По звучном громе Марс почиет на соломе,
           Что шлем его и меч хоть в лаврах зеленеют,
           Но гордость с роскошью повержены у ног,
           И доблести затмить лучи богатств не смеют, —
           Не всяк ли скажет тут, что браней страшный бог...
      д) Звезда разрозненной плеяды!
           Так из глуши моей стремлю
           Я к вам заботливые взгляды,
           Вам высшей благости молю...

      3. Дайте историко-литературный комментарий к стихотворению Д. В. Давыдова «Бородинское поле».

      4. Соотнесите литературные произведения с именами художников, которые их иллюстрировали.

      5. Назовите признаки жанров, присутствующих в этом произведении И. А. Крылова. Аргументируйте свой ответ.

      6. Напишите статью для словаря литературоведческих терминов: «Аллегория».
      7. Напишите небольшую творческую работу на тему «Почему некоторые стихотворения русских поэтов становятся народными песнями?».

10 КЛАСС

I ТУР

Комплексный анализ художественного текста

H. С. Лесков

Путешествие с нигилистом

ГЛАВА ПЕРВАЯ

      Случилось провести мне рождественскую ночь в вагоне, и не без приключений.
      Дело было на одной из маленьких железнодорожных ветвей, так сказать, совсем в стороне от «большого света». Линия была еще не совсем окончена, поезда ходили неаккуратно, и публику помещали как попало. Какой класс ни возьми, все выходит одно и то же — все являются вместе.
      Буфетов еще нет; многие, чувствуя холод, греются из дорожных фляжек. Согревающие напитки развивают общение и разговоры. Больше всего толкуют о дороге и судят о ней снисходительно, что бывает у нас не часто.
      — Да, плохо нас везут, — сказал какой-то военный, — а все спасибо им, — лучше, чем на конях. На конях в сутки бы не доехали, а тут завтра к утру будем и завтра назад можно. Должностным людям то удобство, что завтра с родными повидаешься, а послезавтра и опять к службе.
      — Вот и я то же самое, — поддержал, встав на ноги и держась за спинку скамьи, большой сухощавый духовный.
      — Вот у них в городе дьякон гласом подупавши, многолетие вроде как петух выводит. Пригласили меня за десятку позднюю обедню сделать. Многолетие проворчу и опять в ночь в свое село.
      Одно находили на лошадях лучше, что можно ехать в своей компании и где угодно остановиться.
      — Ну, да ведь здесь компания-то не навек, а на час, — молвил купец.
      — Однако иной если и на час навяжется, то можно его всю жизнь помнить, — отозвался дьякон.
      — Чего же это так?
      — А если, например, нигилист, да в полном своем облачении, со всеми составами и револьвер-барбосом.
      — Это сужект полицейский.
      — Всякого это касается, потому, вы знаете ли, что от одного даже трясения... паф — и готово.
      — Оставьте, пожалуйста... К чему вы это к ночи завели? У нас этого звания еще нет.
      — Может с поля взяться.
      — Лучше спать давайте.
      Все послушались купца и заснули, и не могу уже вам сказать, сколько мы проспали, как вдруг нас так сильно встряхнуло, что все мы проснулись, а в вагоне с нами уже был нигилист.

ГЛАВА ВТОРАЯ

      Откуда он взялся? Никто не заметил, где этот неприятный гость мог взойти, но не было ни малейшего сомнения, что это настоящий, чистокровный нигилист, и потому сон у всех пропал сразу. Рассмотреть его еще было невозможно, потому что он сидел в потемочках в углу у окна, но и смотреть не надо — это так уже чувствовалось.
      Впрочем, дьякон попробовал произвести обозрение личности: он прошелся к выходной двери вагона, мимо самого нигилиста, и, возвратясь, объявил потихоньку, что весьма ясно приметил «рукава с фибрами», за которыми непременно спрятан револьвер-барбос или бинамид.
      Дьякон оказался человеком очень живым и, для своего сельского звания, весьма просвещенным и любознательным, а к тому же и находчивым. Он немедленно стал подбивать военного, чтобы тот вынул папироску и пошел к нигилисту попросить огня от его сигары.
      — Вы, — говорит, — не цивильные, а вы со шпорою — вы можете на него так топнуть, что он как биллиардный шар выкатится. Военному всё смелее.
      К поездовому начальству напрасно было обращаться, потому что оно нас заперло на ключ и само отсутствовало.
      Военный согласился: он встал, постоял у одного окна, потом у другого и, наконец, подошел к нигилисту и попросил закурить от его сигары.
      Мы зорко наблюдали за этим маневром и видели, как нигилист схитрил: он не дал сигары, а зажег спичку и молча подал ее офицеру.
      Все это холодно, кратко, отчетисто, но безучастливо и в совершенном молчании. Ткнул в руки зажженную спичку и отворотился.
      Но, однако, для нашего напряженного внимания было довольно и одного этого светового момента, пока сверкнула спичка. Мы разглядели, что это человек совершенно сомнительный, даже неопределенного возраста. Точно донской рыбец, которого не отличишь — нынешний он или прошлогодний. Но подозрительного много: грефовские круглые очки, неблагонамеренная фуражка, не православным блином, а с еретическим надзатыльником, и на плечах типический плед, составляющий в нигилистическом сословии своего рода «мундирную пару», но что всего более нам не понравилось, — это его лицо. Не патлатое и воеводственнное, как бывало у ортодоксальных нигилистов шестидесятых годов, а нынешнее — щуковатое, так сказать фальсифицированное и представляющее как бы некую невозможную помесь нигилистки с жандармом. В общем, это являет собою подобие геральдического козерога.
      Я не говорю геральдического льва, а именно геральдического козерога. Помните, как их обыкновенно изображают по бокам аристократических гербов: посредине пустой шлем и забрало, а на него щерятся лев и козерог. У последнего вся фигура беспокойная и острая, как будто «счастья он не ищет и не от счастия бежит». Вдобавок и колера, в которые был окрашен наш неприятный сопутник, не обещали ничего доброго: волосенки цвета гаванна, лицо зеленоватое, а глаза серые и бегают как метроном, поставленный на скорый темп «allegro udiratto». (Такого темпа в музыке, разумеется, нет, но он есть в нигилистическом жаргоне.) Черт его знает: не то его кто-то догоняет, или он за кем-то гонится, — никак не разберешь.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

      Военный, возвратясь на свое место, сказал, что на его взгляд нигилист немножко чисто одет, и что у него на руках есть перчатки, а перед ним на противоположной лавочке стоит бельевая корзинка.
      Дьякон, впрочем, сейчас же доказал, что все это ничего не значит, и привел к тому несколько любопытных историй, которые он знал от своего брата, служащего где-то при таможне.
      — Через них, — говорил он, — раз проезжал даже не в простых перчатках, а филь-де-пом, а как стали его обыскивать — обозначился шульер. Думали, смирный — посадили его в подводную тюрьму, а он из-под воды ушел. Все заинтересовались: как шульер ушел из-под воды?
      — А очень просто, — разъяснил дьякон, — он начал притворяться, что его занапрасно посадили, и начал просить свечку. «Мне, говорит, в темноте очень скучно, прошу дозволить свечечку, я хочу в поверхностную комиссию графу Лорис-Мелихову объявление написать, кто я таков, и в каких упованиях прошу прощады и хорошее место». Но комендант был старый, мушкетного пороху, — знал все их хитрости и не позволил. «Кто к нам, говорит, залучен, тому нет прощады», и так все его впотьмах и томил; а как этот помер, а нового назначили, шульер видит, что этот из неопытных, — навзрыд перед ним зарыдал и начал просить, чтобы ему хоть самый маленький сальный огарочек дали и какую-нибудь божественную книгу: «для того, говорит, что я хочу благочестивые мысли читать и в раскаяние прийти». Новый комендант и дал ему свечной огарок и духовный журнал «Православное воображение», а тот и ушел.
      — Как же он ушел?
      — С огарком и ушел.
      Военный посмотрел на дьякона и сказал:
      — Вы какой-то вздор рассказываете!
      — Нимало не вздор, а следствие было.
      — Да что же ему огарок значил?
      — А черт его знает, что значил! Только после стали везде по каморке смотреть — ни дыры никакой, ни щелочки — ничего нет, и огарка нет, а из листов из «Православного воображения» остались одни корневильские корешки.
      — Ну, вы совсем черт знает что говорите! — нетерпеливо молвил военный.
      — Ничего не вздор, а я вам говорю — и следствие было, и узнали потом, кто он такой, да уже поздно.
      — А кто же он такой был?
      — Нахалкиканец из-за Ташкенту. Генерал Черняев его верхом на битюке послал, чтобы он болгарам от Кокорева пятьсот рублей отвез, а он, по театрам да по балам, все деньги в карты проиграл и убежал. Свечным салом смазался, а с светилем ушел.
      Военный только рукою махнул и отвернулся.
      Но другим пассажирам словоохотливый дьякон нимало не наскучил: они любовно слушали, как он от коварного нахалкиканца с корневильскими корешками перешел к настоящему нашему собственному положению с подозрительным нигилистом. Дьякон говорил:
      — Я на его чистоту не льщусь, а как вот придет сейчас первая станция — здесь одна сторожиха из керосиновой бутылочки водку продает, — я поднесу кондуктору бутершафт, и мы его встряхнем и что в бельевой корзине есть, посмотрим... какие там у него составы...
      — Только надо осторожнее.
      — Будьте покойны — мы с молитвою. Помилуй мя, Боже...
      Тут нас вдруг и толкнуло, и завизжало. Многие вздрогнули и перекрестились.
      — Вот оно и есть, — воскликнул дьякон, — наехали на станцию!
      Он вышел и побежал, а на его место пришел кондуктор.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

      Кондуктор стал прямо перед нигилистом и ласково молвил:
      — Не желаете ли, господин, корзиночку в багаж сдать?
      Нигилист на него посмотрел и не ответил.
      Кондуктор повторил предложение.
      Тогда мы в первый раз услыхали звук голоса нашего ненавистного попутчика. Он дерзко отвечал:
      — Не желаю.
      Кондуктор ему представил резоны, что «таких больших вещей не дозволено с собой в вагоны вносить».
      Он процедил сквозь зубы:
      — И прекрасно, что не дозволено.
      — Так желаете, я корзиночку сдам в багаж?
      — Не желаю.
      — Как же, сами правильно рассуждаете, что это не дозволяется, и сами не желаете?
      — Не желаю.
      Взошедший на эту историю дьякон не утерпел и воскликнул: «Разве так можно!» — но, услыхав, что кондуктор пригрозил «обером» и протоколом, успокоился и согласился ждать следующей станции.
      — Там город, — сказал он нам, — там его и скрутят.
      И что в самом деле за упрямый человек: ничего от него не добьются, кроме одного — «не желаю».
      Неужто тут и взаправду замешаны корневильские корешки?
      Стало очень интересно, и мы ждали следующей станции с нетерпением.
      Дьякон объявил, что тут у него жандарм даже кум и человек старого мушкетного пороху.
      — Он, — говорит, — ему такую завинтушку под ребро ткнет, что из него все это рояльное воспитание выскочит.
      Обер явился еще на ходу поезда и настойчиво сказал:
      — Как приедем на станцию, извольте эту корзину взять.
      А тот опять тем же тоном отвечает:
      — Не желаю.
      — Да вы прочитайте правила!
      — Не желаю.
      — Так пожалуйте со мною объясниться к начальнику станции. Сейчас остановка.

ГЛАВА ПЯТАЯ

      Приехали.
      Станционное здание побольше других и поотделаннее: видны огни, самовар, на платформе и за стеклянными дверями буфет и жандармы. Словом, все, что нужно. И вообразите себе: наш нигилист, который оказывал столько грубого сопротивления во всю дорогу, вдруг обнаружил намерение сделать движение, известное у них под именем allegro udiratto. Он взял в руки свой маленький саквояжик и направился к двери, но дьякон заметил это и очень ловким манером загородил ему выход. В эту же самую минуту появился обер-кондуктор, начальник станции и жандарм.
      — Это ваша корзина? — спросил начальник.
      — Нет, — отвечал нигилист.
      — Как нет?!
      — Нет.
      — Все равно, пожалуйте.
      — Не уйдешь, брат, не уйдешь, — говорил дьякон.
      Нигилиста и всех нас, в качестве свидетелей, попросили в комнату начальника станции и сюда же внесли корзину.
      — Какие здесь вещи? — спросил строго начальник.
      — Не знаю, — отвечал нигилист.
      Но с ним больше не церемонились: корзинку мгновенно раскрыли и увидали новенькое голубое дамское платье, а в это же самое мгновение в контору с отчаянным воплем ворвался еврей и закричал, что это его корзинка и что платье, которое в ней, он везет одной знатной даме, а что корзину действительно поставил он, а не кто другой, в том он сослался на нигилиста.
      Тот подтвердил, что они взошли вместе и еврей действительно внес корзинку и поставил ее на лавочку, а сам лег под сиденье.
      — А билет? — спросили у еврея.
      — Ну, что билет... — отвечал он. — Я не знал, где брать билет...
      Еврея велено придержать, а от нигилиста потребовали удостоверения его личности. Он молча подал листок, взглянув на который начальник станции резко переменил тон и попросил его в кабинет, добавив при этом:
      — Ваше превосходительство здесь ожидают.
      А когда тот скрылся за дверью, начальник станции приложил ладони рук рупором ко рту и отчетливо объявил нам:
      — Это прокурор судебной палаты!
      Все ощутили полное удовольствие и перенесли его в молчании; только один военный вскрикнул:
      — А все это наделал этот болтун дьякон! Ну-ка — где он... куда он делся?
      Но все напрасно оглядывались: «куда он делся», — дьякона уже не было; он исчез, как нахалкиканец, даже и без свечки. Она, впрочем, была и не нужна, потому что на небе уже светало и в городе звонили к рождественской заутрене.

II ТУР

      Сопоставьте стихотворения А. Н. Майкова и A. M. Жемчужникова

III ТУР

      1. По данному отрывку назовите автора и его произведение.
      а) «Места, по которым они проезжали, не могли назваться живописными. Поля, все поля, тянулись вплоть до самого небосклона, то слегка вздымаясь, то опускаясь снова; кое-где виднелись небольшие леса, и, усеянные редким и низким кустарником, вились овраги, напоминая глазу их собственное изображение на старинных планах екатерининского времени. Попадались и речки с обрытыми берегами, и крошечные пруды с худыми плотинами, и деревеньки с низкими избенками под темными, часто до половины разметанными крышами, и покривившиеся молотильные сарайчики с плетенными из хвороста стенами и зевающими воротищами возле опустелых гумен, и церкви, то кирпичные с отвалившеюся кое-где штукатуркой, то деревянные с наклонившимися крестами и разоренными кладбищами».
      б) «...а дорога тут с большака свертывает, и идет особый поворот верст на пятнадцать к монастырю, который называется П... пустынь. Дорожку эту монахи справили, чтобы заманчивее к ним ездить было: преестественно, там на казенной дороге нечисть и ракиты, одни корявые прутья торчат; а у монахов к пустыне дорожка в чистоте, разметена вся, и подчищена, и по краям саженными березами обросла, и от тех берез такая зелень и дух, а вдаль полевой вид обширный... Словом сказать — столь хорошо, что вот так бы при всем этом и вскрикнул...»
      в) «Проехали грязную деревню, гумны, зеленя, спуск с оставшимся снегом у моста, подъем по размытой глине, полосы жнивья и зеленеющего кустарника и въехали в березовый лес по обеим сторонам дороги. В лесу было почти жарко, ветру не слышно было. Береза, вся обсеянная зелеными клейкими листьями, не шевелилась, и из-под прошлогодних листьев, поднимая их, вылезала, зеленея, первая трава и лиловые цветы. Рассыпанные кое-где по березнику мелкие ели своей грубой вечной зеленью неприятно напоминали о зиме. Лошади фыркали, въехав в лес, и виднее запотели».
      г) «Выехав за город и оглядев снежные поля, он порадовался тому, что он один среди этих полей, завернулся в шубу, опустился на дно саней, успокоился и задремал. Прощанье с приятелями растрогало его, и ему стала вспоминаться последняя зима, проведенная им в Москве, и образы этого прошедшего, перебиваемые неясными мыслями и упреками, стали непрошено возникать в его воображении».
      д) «Коляски ехали уже по берегу речки. Высокие гористые берега мало-помалу сходились, долина суживалась и представлялась впереди ущельем; каменистая гора, около которой ехали, была сколочена природою из громадных камней, давивших друг друга с такой страшной силой, что при взгляде на них <...> невольно кряхтел. Мрачная и красивая гора местами прорезывалась узкими трещинами и ущельями, из которых веяло на ехавших влагой и таинственностью; сквозь ущелья видны были другие горы, бурые, розовые, лиловые, дымчатые или залитые ярким светом. Слышалось изредка, когда проезжали мимо ущелий, как где-то с высоты падала вода и шлепала по камням».

      2. Назовите авторов и адресатов следующих посланий:

      3. Дайте историко-литературный комментарий к стихотворению Н. А. Некрасова.

      4. Соотнесите произведения с именами художников, которые иллюстрировали их.

      5. Дайте характеристику художественного своеобразия отрывка из поэмы Н. А. Некрасова «Кому на Руси жить хорошо...».

      6. Напишите статью для словаря литературоведческих терминов: «Роман».
      7. Напишите небольшую творческую работу на тему «Какое произведение русской классической прозы вы предложили бы для телеверсии и почему?». Дайте обоснование вашему выбору.

11 КЛАСС

I ТУР

Комплексный анализ художественного текста

B. Шукшин

Ораторский прием

      Тринадцать человек совхозных, молодых мужиков и холостых парней, направили «на кубы» (на лесозаготовки). На три-четыре недели — как управятся с нормой. Старшим назначили Александра Щиблетова. Директор совхоза, напутствуя отъезжающих, пошутил:
      — Значит, Щиблетов... ты, значит, теперь Христос, а это — твои апостолы.
      «Апостолы» засмеялись. «Христос» сдержанно, с достоинством улыбнулся. И тут же, в конторе, показал, что его не зря назначили старшим.
      — Сбор завтра в семь ноль-ноль возле школы, — сказал он серьезно. — Не опаздывать. Ждать никого не будем.
      Директор посмотрел на него несколько удивленно, «апостолы» переглянулись между собой... Щиблетов сказал директору «до свидания» и вышел из конторы с видом человека, выполняющего неприятную обязанность, но которую, он понимает, выполнять надо.
      — Вот, значит, э-э... чтобы все было в порядке, — сказал директор. — Через недельку приеду попроведую вас.
      «Апостолы» вышли из конторы и, прежде чем разойтись по домам, остановились покурить в коридоре. Потолковали немного.
      — Щиблетов-то!.. Понял? Уже — хвост трубой!
      — Да-а... Любит это дело, оказывается.
      — Разок по букварю угодить чем-нибудь — разлюбит, — высказался Славка Братусь, маленький мужичок, с маленьким курносым лицом, муж горбатой жены.
      — Ты лучше иди делай восхождение на Эльбрус, — мрачновато посоветовал Славке Борис Куликов, грузный, медлительный, славный своим бесстрашием, которое дважды приводило его на скамью подсудимых.
      — А ты иди похмелись, — огрызнулся Славка.
      — Золотые слова, — прогудел Борис и отвалил в сторону сельмага.
      Разошлись, и все — кто куда.
      В семь ноль-ноль к школе пришел один Щиблетов. Он был в бурках, в галифе, в суконной «москвичке» (полупальто на теплой подкладке, с боковыми карманами), в кожаной шапке. Морозец стоял крепкий: Щиблетов ходил около машины с крытым верхом, старался не ежиться. Место он себе занял в кабине, положив узел на сиденье.
      Щиблетов Александр Захарович — сорокалетний мужчина, из первых партий целинников, оставшийся здесь, кажется, навсегда. Он сразу взял ссуду и поставил домик на берегу реки. В летние месяцы к нему приезжала жена... или кто она ему — непонятно. По паспорту — жена, на деле — какая же это жена, если живет с мужем полтора месяца в году? Сельские люди не понимали этого, но с расспросами не лезли. Редко кто по пьяному делу интересовался:
      — Как вы так живете?
      — Так... — неохотно отвечал Щиблетов. — Она на приличном месте работает, не стоит уходить.
      Темнил что-то мужичок, а какие мысли скрывал, бог его знает. За эту скрытность его недолюбливали. Он был толковый автослесарь, не пил, правильно выступал на собраниях, любил выступать, готовился к выступлениям, выступая, приводил цифры, факты. Фамилии, правда, называл осторожно, больше напирал на то, что «мы сами во многом виноваты...». С начальством был сдержанно-вежлив. Не подхалимничал, нет, а все как будто чего-то ждал большего, чем только красоваться на Доске почета.
      Старшим его назначили впервые.
      — Не спешат друзья, — сказал Щиблетов.
      — Придут, — беспечно откликнулся шофер и сладко, с хрустом потянулся. И завел мотор. — Иди погрейся, что ты там топчешься.
      — Придут-то, я знаю, что придут, — Щиблетов полез в кабину, — но было же сказано: в семь ноль-ноль.
      — Счас придут. Ты за бригадира, что ли?
      — Да.
      — Счас придут. Вон они!..
      Стали подходить «апостолы». Щиблетов вылез из кабины.
      — Друзья!.. — он выразительно постучал ногтем указательного пальца по стеклышку часов и покачал головой.
      — Успеем, — успокоили его.
      Куликов пришел последним. Он, видно, хорошо опохмелился на дорожку, настроение приподнятое.
      — Здорово, орлы! — приветствовал он всех. И отдельно Щиблетову: — Но не те, которые летают, а которые...
      — Залезайте, — несколько брезгливо оборвал Щиблетов.
      — Зале-езем, куда мы денемся, — гудел Куликов, не замечая брезгливости Щиблетова. — Залезем... за милую душу.
      — Ко всем обращаюсь! — возвысил голос Щиблетов, глядя в кузов через задний борт. — Чтобы вот такого больше не повторялось!
      У «апостолов» вытянулись лица — чего не повторялось?
      — Я предупредил вчера: отъезд в семь ноль-ноль. Сейчас... без четверти восемь. Каждое опоздание буду фиксировать. Ясно?
      «Апостолы» молчали... Смотрели на Щиблетова. Щиблетов не стал дожидаться, пока они своими чалдонскими мозгами сообразят, что ответить, скрипуче повернулся, кашлянул в кулак и пошел в кабину.
      — Поехали.
      Поехали.
      — Куликов частенько закладывает? — поинтересовался Щиблетов, как интересуются властью наделенные люди: никак не угрожая пока, но и не убирая в голосе обещанную интонацию — заняться в дальнейшем этим Куликовым.
      — А ты спроси у него, — невежливо ответил шофер. — Он ответит... Что за манера — справки наводить! Рядом же человек, живой — спрашивай.
      Щиблетов промолчал. Смотрел вперед на дорогу серьезный и озабоченный.
      На выезде из села, у чайной, в кабину застучали.
      — Чего они? — встревожился Щиблетов.
      — Погреться хотят, — шофер подрулил к чайной. — Это здесь тепло, а в кузове продерет — дорога длинная.
      — Не останавливайся! — строго сказал Щиблетов.
      Шофер посмотрел на него, засмеялся, ничего не сказал, вылез из кабины, крепко хлопнув дверцей. Из кузова выпрыгивали, весело галдели, направляясь к дверям чайной.
      Щиблетов вдруг тоже выскочил из кабины и скорым шагом, обогнав «апостолов», зашел в чайную. Чайная только открылась, в ней еще прохладно, но в углу с гулом и треском топилась печь, пахло дымком и отогретыми сосновыми поленьями, которые большой кучей лежали перед печкой и парили, и парок тот, плавно загибаясь, уплывал в приоткрытую дверцу.
      Буфетчица Галя, аппетитная женщина, улыбчивая, черноглазая, увидев в окно знакомых мужиков и парней, сказала весело:
      — Орава идет.
      Она удивилась, когда Щиблетов, стремительно подойдя к стойке, приказал:
      — Водку не продавать. В крайнем случае — по стакану красного.
      Ввалилась орава. Загалдели.
      Кто-то вслух прочитал укоряющую надпись на большом щите: «Напился пьяный — сломал деревцо: стыдно людям смотреть в лицо!»
      Над надписью — рисунок: безобразный алкаш сломал тоненькую березку и сидит, ни на кого не глядит.
      — Горюет!.. Жалко.
      — Тут голову сломаешь, и то никому не жалко, — сказал Борька Куликов, отсчитывая на огромной ладони рубль с мелочью — на стакан водки.
      С Галей весело здоровались, рылись в карманах.
      — Мужики, а водки не велено вам продавать, — хитрая Галя нарочно сказала это громко, чтоб сразу все слышали.
      — Кто? — спросили в несколько голосов.
      — А вот... товарищ... Я не знаю, кто он над вами, — не велел продавать.
      — Друзья, — обратился ко всем Щиблетов, — разрешаю по стакану красного!.. Традиции перед дорогой не будем нарушать, но обойдемся красненьким.
      Борька Куликов как считал на ладони мелочь, так, не поднимая головы, уставился на Щиблетова — никак не мог уразуметь, что он такое говорит.
      — Чего, чего?
      — Водку пить не разрешаю.
      Борька сунул деньги в карман и двинулся на Щиблетова. Так примерно он зарабатывал себе срок. Причем его не интересовало, сколько перед ним человек: один или семеро. Щиблетова подхватил под руку Иван Чернов, из мужиков постарше, и повел из чайной. На крыльце Щиблетов вспомнил, что он тоже, черт возьми, мужчина: отнял руку...
      — А в чем дело, вообще-то? Он что, чокнутый на одно ухо?
      — Пошли, — сказал Иван, увлекая его к машине. — А то он так чокнет, что получится — на два уха. Садись в кабину и сиди. И не строй из себя. По сто пятьдесят все выпьют... Я тоже.
      — Что, дома, что ли, не могли выпить?
      — Дома не могли. Тебе хорошо — один живешь... Сиди, не рыпайся — лучше будет.
      Почти всю дорогу потом Щиблетов молчал, смотрел вперед. В кузове Борька Куликов орал:

      — Валенок сибирский, — зло и насмешливо прошептал Щиблетов. — В таверне!.. Хоть бы знал, что это такое.
      А в кузове угрожающе нарастало:

      — Посчитаешься, посчитаешься, — шептал Щиблетов.
      Как приехали на место, поскидали барахло в избушку, затопили печь, Щиблетов объявил:
      — Сейчас проведем коротенькое производственное собрание!
      Щиблетова приготовились слушать, расселись на нарах — собрание есть собрание, дело такое. Щиблетов положил на стол тетрадь, авторучку (заранее приготовил), покашлял в кулак.
      — Я попрошу шофера пока не уезжать — отвезешь протокол... Я думаю, что я его сам составлю. Возражений нет?
      — Валяй.
      Щиблетов еще покашлял в кулак.
      — На повестке дня нашего собрания два вопроса. Буду по порядку. Первый вопрос: наша задача в связи с предстоящей работой по заготовке леса. Вы знаете, товарищи, что лес мы должны повалить, очистить от сучков... В общем, приготовить его к весеннему сплаву. Нам дается сроку — четыре недели, месяц. В связи с этим я предлагаю взять на себя соцобязательство и повалить необходимое количество леса за две с половиной недели...
      — Вон как!
      — Что эт тебе, бабу повалить?
      — Как получится, так получится! Для чего раньше времени трепаться?
      Щиблетов помахал рукой, успокаивая мужиков.
      — Спокойно, спокойно. Поясню: хоть мы и небольшой коллектив и находимся на приличном расстоянии от основной базы, это все равно остается наш коллектив, со своей дисциплиной, со своей маленькой, но системой планирования. И нам никто не позволит ломать эту систему. Предлагаю голосовать.
      Проголосовали. Приняли.
      — Перехожу ко второму вопросу, — продолжал Щиблетов, воодушевленный правильным ходом собрания. — Вопрос о Куликове.
      В избушке стало тихо.
      Сам Куликов задремал было, пригревшись у печки, но тут встряхнулся, тоже уставился на Щиблетова.
      — Формулирую: Куликов сразу же, с первых шагов неправильно повел себя в нашем коллективе. Я сам не святой, но существует предел всякому безобразию. Куликов об этом забыл. Мы ему напомним. Есть нормы поведения советских людей, и нам никто не позволит нарушать их, — Щиблетов набирал высоту: речь его текла свободно, он даже расстегнулся и снял «москвичку». — Представьте себе другое положение: мы дрейфуем на льдине. И среди нас завелся один... субъект, который мутит воду. Все горят желанием взять правильный курс, а этот субъект явно тормозит. И подбивает других. Ставлю вопрос честно и открыто: что делать с этим субъектом?
      — В воду! — подсказал Славка Братусь.
      — В воду! — подхватил Щиблетов. — Для того, чтобы всем спастись и взять правильный курс, необходимо вырвать из сердца всякую жалость и столкнуть ненужный элемент в воду.
      Потом, вспоминая это собрание, мужики говорили, что они не успели «глазом моргнуть», «опомниться»... Врали, черти. То есть не то чтоб сознательно врали, вводили в заблуждение, а отдавали должное быстроте, с какой Борька Куликов оказался возле Щиблетова и с вопросом: «Это меня — в воду?» навесил ему пудовую оплеуху. Щиблетов успел крикнуть: «Дурак, это ораторский прием!» Но остановить Борькин кулак он не мог. Борьку остановили мужики, да и то когда навалились все.
      Щиблетов уехал с шофером обратно в село и больше не приезжал. Приезжал директор совхоза, дал всем разгон, а Куликову сказал, чтобы он «сушил сухари» — дескать, будет суд. Но в субботу лесорубам привозили харчи и передали, что Щиблетов в суд не подал, а подал директору... протокол собрания, где в точности записана речь, за которую он пострадал.

II ТУР

Сопоставьте стихотворения М. Ю. Лермонтова и В. В. Маяковского.

III ТУР

      1. По данному отрывку назовите автора и его произведение.
      а) «Шли они — и целая страна, радостная, прекрасная, солнечная, простиралась под ними: и каменистые горбы острова, который почти весь лежал у их ног, и та сказочная синева, в которой плавал он, и сияющие утренние пары над морем к востоку, под ослепительным солнцем, которое уже жарко грело, поднимаясь все выше и выше, и туманно-лазурные, еще по-утреннему зыбкие массивы Италии, ее близких и далеких гор, красоту которых бессильно выразить человеческое слово. На полпути они замедлили шаг...»
      б) «...любил ходить на вокзал по вечерам, к курьерскому поезду, который останавливался здесь в последний раз перед прусской границей. Со странным очарованием, взволнованно следил он, как к станции, стремительно выскочив из-за поворота, подлетал на всех парах этот поезд, состоявший всего из пяти новеньких, блестящих вагонов, как быстро росли и разгорались его огненные глаза, бросавшие вперед себя на рельсы светлые пятна, и как он, уже готовый проскочить станцию, мгновенно, с шипением и грохотом останавливался...»
      в) «Мы с товарищами выехали до восхода солнца. Пара сытых лошадей, в струну натягивая постромки, еле тащила тяжелую бричку. Колеса по самую ступицу проваливались в отсыревший, перемешанный со снегом и льдом песок, и через час на лошадиных боках и стегнах, под тонкими ремнями шлеек, уже показались пышные хлопья мыла, а в утреннем свежем воздухе остро и пьяняще запахло лошадиным потом и согретым деготьком смазанной конской сбруи.
      Там, где было особенно трудно лошадям, мы слезали с брички, шли пешком. Под сапогами хлюпал размокший снег, идти было тяжело, но по обочинам дороги все еще держался хрустально поблескивавший на солнце ледок, и там пробираться было еще труднее...»
      г) «Поздней ночью, когда зашел месяц, они покинули Сухой Лог. Через два часа езды спустились с бугра к Чиру. На лугу кричали коростели, в камышистых заводях речки надсаживались лягушки, и где-то далеко и глухо стонала выпь.
      Сплошные сады тянулись над речкой, неприветливо чернея в тумане.
      Неподалеку от мостка <...> остановился. Полночное безмолвие царило в хуторе. <...> Тронул коня каблуками, свернул в сторону. Ехать через мост он не захотел. Не верил он этой тишине и боялся ее...»
      д) «Он шел медленно, точно отдыхая, миновал низкий саксаульник, перешел через мелкую протоку; поздняя худая луна освещала текущую воду, постоянно трудящуюся без всякого одобрения. Над древней караванной дорогой, уходящей мимо Хивы в Афганию или дальше, стояла мерцающая пыль от света луны».

      2. Назовите авторов и адресатов следующих посланий.

      3. Дайте историко-литературный комментарий к стихотворению А. А. Ахматовой «Лотова жена».

      4. Соотнесите имена художников с произведениями, которые они иллюстрировали.

      5. Дайте характеристику художественного своеобразия отрывка из драматической поэмы С. А. Есенина «Пугачев».

      6. Напишите статью для словаря литературоведческих терминов: «Акт — Картина — Явление».
      7. Напишите небольшую творческую работу на тему «Какие произведения современных писателей могут стать классикой русской литературы и почему?». Дайте обоснование вашему выбору.

КЛЮЧИ К ЗАДАНИЯМ ТРЕТЬЕГО ТУРА

9 КЛАСС

      1. По данному отрывку назовите автора и его произведение. (5 баллов.)
      а) А. Н. Радищев. «Путешествие из Петербурга в Москву».
      б) А. С. Пушкин. «Метель».
      в) М. Ю. Лермонтов. «Герой нашего времени», «Бэла».
      г) М. Ю. Лермонтов. «Герой нашего времени», «Бэла».
      д) Н. В. Гоголь. «Тарас Бульба».

      2. Назовите авторов и адресатов следующих посланий. (10 баллов.)
      а) А. С. Пушкин. Денису Давыдову.
      б) А. С. Пушкин. Дельвигу.
      в) А. И. Одоевский. Ответ А. С. Пушкину.
      г) Г. Р. Державин. Фельдмаршалу графу Александру Васильевичу Суворову-Рымникскому.
      д) Е. А. Баратынский. П. А. Вяземскому.

      3. B творчестве каких художников нашли образное воплощение следующие литературные произведения? (4 балла.)

10 класс

      1. По данному отрывку назовите автора и его произведение. (5 баллов.)
      а) И. С. Тургенев. «Отцы и дети».
      б) Н. С. Лесков. «Очарованный странник».
      в) Л. Н. Толстой. «Война и мир».
      г) Л. Н. Толстой. «Казаки».
      д) А. П. Чехов. «Дуэль».

      2. Назовите авторов и адресатов следующих посланий. (10 баллов.)
      а) М. Ю. Лермонтов. А. О. Смирновой.
      б) Н. А. Некрасов. Тургеневу.
      в) Ф. И. Тютчев. А. Фету.
      г) Ф. И. Тютчев. К. Б.
      д) Н. А. Некрасов. Зине.

      3. Соотнесите произведения с именами художников, которые иллюстрировали их. (4 балла.)

11 класс

      1. По данному отрывку назовите автора и его произведение. (5 баллов.)
      а) И. А. Бунин. «Господин из Сан-Франциско».
      б) А. И. Куприн. «Поединок».
      в) М. А. Шолохов. «Судьба человека».
      г) М. А. Шолохов. «Тихий Дон».
      д) А. П. Платонов. «Джан».

      2. Назовите авторов и адресатов следующих посланий. (10 баллов.)
      а) С. А. Есенин. Собаке Качалова.
      б) С. А. Есенин. Сестре Шуре.
      в) А. Т. Твардовский. Космонавту.
      г) М. И. Цветаева. Стихи к Блоку.
      д) Б. Л. Пастернак. Марине Цветаевой.

      3. Соотнесите имена художников с произведениями, которые они иллюстрировали. (4 балла.)

Система оценивания отдельных заданий и работы в целом

Критерии оценки работ участников пятого этапа 11-й Всероссийской олимпиады школьников по литературе 2006 г.

      Все олимпиадные задания основаны на знании учащимися материала русской литературы и выполняются письменно. Работы предварительно шифруются. Оценка выставляется в баллах. Итоговые результаты объявляются после окончания олимпиады.
      Работы пишутся в прозаической форме, грамотность не оценивается, но учитывается, объем работ не регламентируется. Если участник использовал черновик, то он сдает его вместе с работой. Черновик может быть учтен при оценке работы в пользу участника олимпиады. Объем работы не влияет на повышение и снижение оценки.
      Первый тур (комплексный анализ художественного произведения) — на выполнение заданий отводится 5 астрономических часов.
      При оценке заданий этого тура учитывается:
      — глубина постижения текста (темы, жанра, сюжета, героя, композиции, стиля, направления, художественной идеи, образа повествователя);
      — знание фактического материала из истории и теории литературы и умение использовать его;
      — умение определять авторскую позицию, а также выражать свои мысли и чувства;
      — язык и стиль работы участника олимпиады (композиционная стройность, логичность, ясность изложения, речевая грамотность).
      Общая сумма баллов — 50.

      Второй тур (сопоставление поэтических произведений) — на выполнение заданий отводится 4 часа.
      При оценке заданий этого тура учитывается:
      — владение основами анализа поэтического текста (образный ряд, ритмико-синтаксическое и фонетическое своеобразие);
      — восприятие образа лирического героя и умение истолковать его, характеризовать поэтическую индивидуальность автора, а также выражать свои мысли и чувства;
      — язык и стиль работы участника олимпиады (композиционная стройность, логичность, ясность изложения, речевая грамотность).
      Общая сумма баллов — 50.

      Третий тур — на выполнение заданий отводится 4 часа.
      При оценке заданий этого тура учитывается:
      — знание текстов художественных произведений;
      — владение теоретико-литературными понятиями;
      — историко-культурная эрудиция;
      — правильность, полнота и точность ответа;
      — язык и стиль изложения: композиционная стройность, логичность, ясность, речевая грамотность;
      — глубина и самостоятельность в раскрытии темы, образность языка (для литературно-творческой работы).
      Оценка ставится за каждое задание:
      1. По данному отрывку назовите автора и его произведение — 5 баллов.
      2. Назовите авторов и адресатов следующих посланий — 10 баллов.
      3. Дайте историко-литературный комментарий к стихотворению — 7 баллов.
      4. Соотнесите имена художников с произведениями, которые они иллюстрировали, — 4 балла.
      5. Дайте характеристику художественного своеобразия отрывка — 7 баллов.
      6. Напишите статью для словаря литературоведческих терминов — 7 баллов.
      7. Напишите небольшую творческую работу на тему — 10 баллов.
      Задания третьего тура могут выполняться в любой последовательности, при этом переписывать задания не нужно, достаточно указать их номер.
      Общая сумма баллов — 50.

ПОБЕДИТЕЛИ И ПРИЗЕРЫ ПЯТОГО ЭТАПА
11-й ВСЕРОССИЙСКОЙ ОЛИМПИАДЫ ШКОЛЬНИКОВ ПО ЛИТЕРАТУРЕ 2006 г.

Дипломы 1-й степени вручить:

Дипломы 2-й степени вручить:

Дипломы 3-й степени вручить:

I. Наградить памятными подарками участников олимпиады, ставших лучшими в следующих номинациях:

1. «За лучшую творческую работу III тура»

2. «За лучшую статью для словаря литературоведческих терминов»

3. «За лучший историко-литературный комментарий»