В.В. Виноградов

История слов

Небосклон

НЕБОСКЛОН

Изучение истории лексики нередко приводит к открытию времени и условий образования отдельных слов и выражений, «…всякое слово, получающее место в лексиконе языка, есть событие в области мысли, можно сказать, и в области гражданской жизни, – писал великий русский поэт В. А. Жуковский. – Всякое новое слово есть новый монументальный камень, входящий в состав той пирамиды языка, которую зиждут в продолжение веков, во свидетельство бытия своего, народы, и которой последний верхний камень только тогда положен будет, когда создание остановится, то есть когда самое существование народа прекратится. Всякое счастливое новое слово, сильно и живо изображающее новую мысль, есть такое же откровение, как и сама мысль; как вылетает искра из кремня от удара стали, так и мысль и слово вылетают из души от удара вдохновения» (Жуковский 1902, 11, с. 20, ст. «Философический язык»). В этом процессе народного словотворчества участвуют и отдельные личности. При этом было бы заблуждением думать, что, например, в словаре русского литературного языка укоренились лишь такие продукты индивидуального словесного творчества, которые исходили от крупнейших писателей и общественных деятелей. Многие литературные слова изобретены рядовыми писателями и переводчиками, ныне забытыми. Для большого количества слов индивидуальное авторство трудно даже приблизительно установить. Так, А. С. Шишков в своем «Мнении моем о рассматривании книг или цензуре» (1815) констатировал, что в «новом слоге российского языка», культивируемом школой Карамзина, появилось много «новоязычных» слов, и среди них – такие, как разумность, значимость, творчество (Шишков 1870, 2, с. 51). Кто ввел эти слова, для нас привычные, а Шишкову еще казавшиеся странными, – пока неизвестно. Но для многих слов можно и теперь отыскать метрическую справку об их рождении.

Таково, например, слово небосклон. Оно – продукт индивидуального творчества.

И. Н. Розанов высказывал предположение, что, может быть, С. Боброву, автору поэмы «Таврида», принадлежит слово небосклон, «но и за это ручаться нельзя» (Розанов, с. 383). На самом же деле, слово небосклон пущено в литературный оборот забытым ныне писателем и переводчиком греческих классиков И. И. Мартыновым. В 1793 г. в журнале «Санкт-Петербургский Меркурий», выходившем под редакцией А. И. Клушина и И. А. Крылова, было напечатано стихотворение И. И. Мартынова «К бардам». Употребленный здесь неологизм небосклон («Под ясным небосклоном») вызвал сочувственную оценку редакции. А. И. Клушин сделал к этому слову такое примечание: «Слово, вновь произведенное, прекрасное и музыкальное. Оно коротко изображает горизонт, то место, где, кажется, склоняется небо. Желать должно, чтобы так производили все те слова, в которых мы имеем недостаток. Кл.[ушин ]»208.

Слово небосклон полюбилось поэтам, которые стали употреблять его не только в значении «горизонт», но и как синоним слова небо. Вскоре рядом с небосклоном появилось и слово небосвод.

Словом небосклон охотно пользовались Державин и Крылов. Например, оно встречается у Державина в стихотворении «Венец бессмертия» (1798):

Беседовал с Анакреоном

В приятном я недавно сне;

Под жарким, светлым небосклоном

В тени он пальм явился мне.

У него же в стихотворении «Праздник воспитанниц девичьего монастыря»(1797):

Иль, когда бы к баснословным

Кто восхитясь временам,

К славным, светлым, благовонным

На Олимп восшел пирам,

И увидел бы на оном,

Под паденьем шумных вод,

Под янтарным небосклоном

В хладную пещеру вход

И младых в ней нимф прекрасных…

Ср. также употребление слова небосклон в державинском «Гимне Солнцу»:

Делишь вселенну в небосклоны,

Определяешь времена…

Понятно, что слово небосклон было подхвачено и приятелем Клушина – будущим великим баснописцем И. А. Крыловым. Например, оно применено им в стихотворении «Отъезд из деревни»:

…когда за нашим градом,

Застыв, потускнет небосклон,

И с темной ночью придут рядом

Печальна мысль, мятежный сон…

Слово небосклон было принято в канон отборной литературной лексики Карамзиным и его школой. Оно было перенесено и в язык прозы.

В «Рассуждении о старом и новом слоге российского языка» А. С. Шишков приводит среди примеров слога карамзинской школы такую фразу: «…В туманном небосклоне рисуется печальная свита галок…» (Шишков, 1824, 2, с. 54).

В анонимной повести «Авторский вечер» (1835), написанной пуристом из карамзинской школы и направленной против стиля «Библиотеки для чтения», слово небосклон считается уже давно вошедшим в литературную норму: «”Мгла задушила небосклон“. Попросту бы: ”мгла затмила небосклон“» (1, с. 94).

В первой четверти XIX века это слово окончательно укрепилось. Оно очень употребительно в языке Жуковского и молодого Пушкина. Например, у Пушкина:

Чернеет тусклый небосклон

И царствует в чертогах сон.

(Кольна, 1814)

Люблю с моим Мароном,

Под ясным небосклоном

Близ озера сидеть…

(Городок, 1814)

Где старых кленов темный ряд

Возносится до небосклона

(Послание к Юдину, 1815)

Уже на западе седой, одетый мглою,

С равниной синих волн сливался небосклон.

(Наполеон на Эльбе, 1815)

Как только тень оденет небосклон,

Пускай войдет отрада жизни нашей,

Веселья бог с широкой, полной чашей.

(Сон, 1816)209.

Таким образом, в самом конце XVIII – начале XIX в. слово небосклон стало общелитературным. Однако в толковые словари русского языка оно попало не сразу. Оно не включено в «Словарь Академии Российской» (1806–1822). Е. Станевич в «Рассуждении о русском языке» (ч. 2, 1809, с. 4) так писал о слове небосклон: «В новейшие времена вздумалось кому-то перевести горизонт небосклоном, от представления, что небо как бы склоняется там, где наш взор при воззрении на небо упирается в той точке, в которой оно как будто пересекается надвое. Слово сие довольно объясняет описываемую им вещь и довольно удачно составлено; но старинное слово обзор несравненно лучше сие выражает, представляя моему воображению все пространство мною обозреваемого неба, склоняющегося повсюду, где земной поперешник пересекает оное, или паче круг отделяет видимое полукружие неба от незримого. Удерживая старинное слово обзор, мы можем усыновить и новое небосклон, и употреблять то и другое удачно, смотря по приличию слога. Так составлять слова похвально: ибо всякое такое словосоставление показывает мне человека мыслящего и обдумывающего свое дело».

Необходимо заметить, что в словарях Академии Российской слово обзор выступало как русский синоним заимствованного термина горизонт (см., напр., в сл. АР 1806, ч. 1, с. 1193: «Горизонт… греч. обзор»). Но употребление слова обзор в этом значении было крайне затруднено. Ведь обзор находилось в том же отношении к глаголам обзирать – обозреть – обозревать и обзираться – обозреться – обозреваться (ср. сл. АР 1822, ч. 4, с. 39–40 и 93–94), как, например, слово сбор к собрать – сбирать и сбираться – собираться. Обзор было синонимом книжного слова обозрение. Его употребление в качестве заместителя научного термина горизонт не соответствовало семантическим нормам русского языка. На этом фоне становится понятным, почему в начале XIX в. для выполнения этой функции вместо слова об-зор было образовано слово круго-зор.

Любопытно, что в алфавитный список слов русского языка слово обзор впервые попадает в словаре 1847 г. (3, с. 12). До этого оно упоминалось при слове горизонт, но не отмечалось отдельно. Акад. П. И. Соколов совсем исключил его из своего «Общего церковно-славяно-российского словаря» (1834).

Л. А. Булаховский, указывая на то, что в русском литературном языке начала XIX в. обзор могло значить «окидываемое взглядом окружение, пространство», – прибавляет: «Очень часто это слово, одно из немногих привившихся новообразований А. С. Шишкова, употребляет А. И. Одоевский» (Булаховский, Русск. литерат. яз., с. 21).

В словаре 1847 г. слово обзор толкуется так: «1) Действие обзирающего и обозревшего. 2) В сочинениях: обозрение, осмотр. Обзор исторических происшествий». Это последнее значение уже было в полном ходу в 20-х годах XIX века. Например, в «Северных цветах на 1828 год» был помещен «Обзор российской словесности за 1827 год» Ор. Сомова (СПб., 1827, с. 3–82).

Итак, слово обзор не могло стать литературным синонимом термина горизонт. А такой синоним был особенно необходим стихотворному, поэтическому языку. И он явился в виде слова небосклон, которое было впервые включено в словарь П.  И. Соколова (1834, ч. 1, с. 1617). Здесь сказано, что «сим словом заменяется Греческое слово горизонт». Вслед за этим Филипп Рейф включил небосклон в свой «Русско-французский словарь или этимологический лексикон русского языка» (1835).

Между тем, еще в самом начале XIX в. Е. Станевич в своем уже цитированном «Рассуждении о русском языке» (с. 5) слово небосклон относил к числу слов, образованных согласно с «духом русского языка», в отличие от выражений, составленных на французский лад: «Скажите кому-нибудь из русских любомудрие, обзор, небосклон, даже и без всякой связи с целой речью, он поймет вас: но чтобы понять трогательные сцены и ваши перевороты, то для оного непременно потребно знание языка французского. При слове небосклон я тотчас воображу склоняющееся небо; но при слове переворот я ничего ясного не могу себе представить; ибо глагол переворотить откуда произвели и переворот, служит к выражению весьма низких понятий и употребляется в весьма ограниченном и тесном знаменовании»210.

Итак, образованное в 90-х годахXVIII в. слово небосклон (ср. склон горы, на склоне лет и т. п.) становится одним из самых живых и употребительных слов в русском стихотворном языке и в языке художественной прозы XIX в.

Печать позднего новообразования, возникшего на книжной почве, еще заметна была в слове небосклон и для литературных деятелей 30-х годов.

На рубеже30–40-х годов XIX в. Н. И. Греч писал в «Чтениях о русском языке» (ч. 1, с. 25): «Язык возмужалый, грамотный лишается права и способности творить слова натуральным, органическим образом. Он может производить новые слова или приспособлением существующих к выражению требуемого смысла (так у нас недавно стали употреблять слово община в смысле une commune), или составлением нового слова из двух прежних; таковы: тепломер, небосклон, землеописание. Но эти последние слова, как не органические творения живой природы, а мертвые произведения человеческого ума и искусства, во-первых, требуют пояснения и долговременного навыка для введения их в общее употребление; во-вторых, сами лишены силы производить другие слова: термометрический, горизонтальный, географический не могут быть выражены словами: тепломерный, небосклонный, землеописательный».

Н. И. Греч относит небосклон к числу тех слов, которые «составлены без нарушения основных правил языка и смысла».

Оказал ли влияние на образование этого слова немецкий язык своими Himmelskugel, Himmelskreis, Himmelszirkel, Himmelsgewölbe и т. п., трудно сказать. Вернее видеть здесь влияние укоренившейся в высоком славенском слоге традиции образования сложных слов типа небожитель, небопарный (т. е. парящий в небе) и т. п.

Польское nieboskłon и чешское nebesklon возникли едва ли не под воздействием русского языка211.

Опубликовано под общим заглавием «Из истории русской лексики» в журнале «Русский язык в школе» (1941, № 2), вместе со статьями «Вдохновить», «Подвергать свою жизнь» и «Точить балы». В архиве сохранился более поздний машинописный вариант статьи, содержащий ряд дополнений, и несколько рукописных выписок, внесенных автором уже в этот машинописный текст. Здесь печатается по машинописи с внесением ряда необходимых поправок. – В. Л.

* * *

208

«С.-Петербургский Меркурий», ежемесячное издание Клушина и Крылова, март, С. 229. Ср. также книгу Е. Колбасина «Литературные деятели прежнего времени», СПб., 1859. С. 35.

209

См. еще примеры в сл. Грота–Шахматова, 1927, 8, вып. 1, С. 66.

210

См. также Виноградов. Очерки, 1982, С. 179–180. – Ред.

211

См., например, отсутствие слова nieboskłon в словаре С. Линде, в “Польско-российском словаре”. Ст. Миллера (Вильно, 1829), в “Полном словаре польского и русского языка” П. П. Дубровского (Варшава, 1886), в “Русско-польском словаре” под редакцией проф. В. Г. Чернобаева (М., 1940).

История слов : Ок.1500 слов и выражений и более 5000 слов, с ними связ. / В. В. Виноградов; Рос. акад. наук. Отд-ние лит. и яз. Науч. совет “Рус. яз.”. Ин-т рус. яз. им. В. В. Виноградова. – М., 1999. – 1138 с. ISBN 5-88744-033-3