Изучение лирики А. С. Пушкина

      В 8 классе лирика Пушкина предоставляет возможность дать образ героя 20—30-х годов XIX века в его отношении к свободе и показать разные жанровые и идейные вариации этой темы от оды до эпиграммы.
      Ода «Вольность», написанная Пушкиным в декабре 1817 года, в наши дни получила неожиданно острое звучание, когда пришлось понять сложное единство свободы и закона. Пушкин написал эту оду в доме братьев Тургеневых на Фонтанке. Из окон был виден Инженерный замок, в котором заговорщики задушили Павла I. У Тургеневых, как вспоминает Ф. Ф. Вигель, «собирались нередко высокоумные молодые вольнодумцы. Кто-то из них, смотря в открытое окно на пустой тогда, забвенью брошенный дворец, шутя предложил Пушкину написать на него стихи. Он по матери происходил от арапа генерала Ганнибала и гибкостью членов, быстротой телодвижений несколько походил на негров и человекоподобных жителей Африки. С этим проворством вдруг вскочил он на большой и длинный стол, стоявший перед окном, растянулся на нем, схватил перо и бумагу и со смехом принялся писать».
      Вигель напрасно иронизирует над необычайностью поведения Пушкина. И необыкновенный восторг, и попытка встать над событиями, увидеть даль истории заметны в этом интуитивном порыве поэта и ощутимы в оде, которая начинается энергичными и грозными аккордами и охватывает единым взглядом историю от Калигулы до пушкинской современности. Обобщающая сила образов оды такова, что комментаторы до сих пор спорят о том, к кому относится определение «самовластительный злодей» — к Наполеону или Александру I.
      Ода открывается отказом от частного существования, от наслаждений во имя сурового и грозного исторического действия:

      Все пороки, правящие миром («алчная скупость», страх, произвол, «славы роковая страсть»), нарушили равновесие жизни:

      Но есть другой закон, отличный от приказов «неправедной власти», — это закон равенства людей, свободы:

      Над этим законом равенства, свободы нельзя властвовать ни народу, ни царям.
      Дальнейшее течение оды уже на конкретных примерах показывает гибельность нарушения этого закона. Казнит ли народ Людовика XVI, отнимает ли «самовластительный злодей» у народа вольность, убивают ли предатели тирана на брегах «мрачной Невы» — все это, по Пушкину, «ужас мира, стыд природы». Естественное состояние жизни — «вольность и покой». И эти слова юного Пушкина определяют высшую ценность, которую он пронес через всю жизнь:

      Ода заканчивается «уроком царям» и мечтой о гармонии мира:

      Представление классу оды Пушкина учитель возьмет на себя, рассказав ученикам и об особенностях жанра, требующего значительности предмета изображения и торжественного слога. Одна из самых пылких песен в честь свободы написана Пушкиным в 1818 году. Послание «К Чаадаеву» вдохновлено петербургскими впечатлениями, но в нем слышен еще юный лицейский задор.
      Петр Яковлевич Чаадаев (1794—1856) был человеком оригинального ума и блестящего образования. Пушкин познакомился с ним еще лицеистом в Царском Селе. Чаадаев, офицер, участвовавший в Бородинском сражении и заграничных походах, «заставлял его мыслить» (Я. И. Сабуров). Пушкин сознавал глубину натуры Чаадаева, недюжинный его ум:

      В «пророческих спорах» Чаадаев при всей любви к свободе был скептичен. В 30-е годы, резко критикуя жизнь николаевской России в «Философических письмах», Чаадаев усомнился в великом будущем родины, и Пушкин оспорит его взгляд. Но привязанность к Чаадаеву была горячей. «Никогда я тебя не забуду, — пишет Пушкин на юге в дневнике. — Твоя дружба заменила мне счастье. Одного тебя может любить холодная душа моя». Скептический ум Чаадаева лишь усиливает пылкость Пушкина в послании 1818 года.
      Рассказ учителя о П. Я. Чаадаеве, об истории его отношений с Пушкиным, рассматривание портретов юного поэта и его друга, чтение писем Пушкина и отрывков из X главы романа «Евгений Онегин», где речь идет о пылких собраниях «друзей свободы», оказывается необходимой прелюдией к чтению пушкинского послания «К Чаадаеву». Стихотворение тщательно комментировалось пушкинистами¹, но анализ его образной структуры помогает в условиях школы акцентировать нравственную мысль, важную для юного читателя любого времени.
      Н. П. Огарев в предисловии к сборнику «Русская потаенная литература» (1861) впервые заметил, что в послании «К Чаадаеву», где так звучно сказалась юная вера в будущую свободу, Пушкин говорит о «необходимости гражданской нравственной чистоты»². Действительно, внутренний сюжет стихотворения развивает мысль о гражданском взрослении человека. «Любовь, надежда, тихая слава», одушевлявшие юношу и носившие характер личностных, частных чувств, уступают место порывам свободолюбия, не менее пылким, чем прежние чувства, но более широким, обращенным не к собственной жизни, а к нуждам отчизны. Это взросление человека, расширение его духовного горизонта оценивается Пушкиным как пробуждение («исчезли юные забавы, как сон, как утренний туман»). Такое пробуждение, обращение человека к своей стране, от частного к общему, для Пушкина — естественный шаг взросления и необходимое условие прихода «вольности святой». «Россия вспрянет ото сна», когда проснется каждый. Вера Пушкина в достижимость свободы основана здесь на внутреннем законе развития человека. Но при всей пылкости этой веры, при сознании неизбежности и необходимости «пробуждения» человека и страны Пушкин видит и силы, препятствующие освобождению. «Гнет власти роковой» (обратим внимание на тройное усилие тяжести «самовластья») противостоит порывам «нетерпеливой души». И потому лучшее время жизни, самую ее сильную и самоотверженную пору, надо посвятить отчизне. Наградой оказывается уже не «тихая слава», а громкая, историческая («на обломках самовластья напишут наши имена»). Опираясь на эту трактовку стихотворения Пушкина, мы стремимся показать ученикам художественный процесс рождения пушкинской мысли, обнаружить ее движение в пределах текста. Вне такого подхода читателю-школьнику трудно эмоционально присоединиться к стихотворению, сделать его идею достоянием своего внутреннего мира. Представим себе вопросы, которые побуждают к анализу и позволяют развернуть беседу в классе: «Воспринимаете ли вы стихотворение «К Чаадаеву» как историческое послание или как обращение к вам, его дальним потомкам?» Этот вопрос помогает выяснить эмоциональное отношение читателей к тексту, степень их сопричастности к прочитанному. «Почему стихотворение начинается с отвержения «тихой славы», а кончается надеждой на историческое бессмертие («и на обломках самовластья напишут наши имена»)?» Вопрос рассчитан на целостное осмысление содержания стихотворения. В классе, после того как мы первым вопросом выяснили непосредственное отношение учащихся к тексту, этот вопрос создает затруднение, организует проблемную ситуацию, которую мы разрешаем с помощью последующих, более локальных вопросов: почему «любовь, надежду, тихую славу» Пушкин называет «юными забавами»? Почему они исчезли, «как сон, как утренний туман»? Почему власть названа «роковой»? Почему в стихотворении повторяется слово «пока»? Зачем Пушкин сравнивает ожидание «минуты вольности святой» с тем, «как ждет любовник молодой минуты верного свиданья»? Почему Пушкин называет свободу «звездой пленительного счастья»? Эти вопросы однотипны, и не стоит непременно каждый из них обдумывать на уроке. Учителю важно убедиться, что школьники могут понять и объяснить художественную деталь (эпитет, сравнение), связать ее с осмыслением текста в целом. Следующий вопрос побуждает учеников осознать художественную форму стихотворения уже не на уровне детали, а на уровне композиции: какую роль играет мотив сна в стихотворении? Почему в начале его говорится, что «юные забавы» исчезли, как «сон», а в конце: «Россия вспрянет ото сна»? Ответ на эти вопросы подводит учеников к разрешению проблемной ситуации урока. Теперь, когда общий смысл стихотворения прояснен, учителю важно представить себе, сложилось ли у учеников общее впечатление о его образах. Предлагаем школьникам рассмотреть фотографии разных памятников Пушкину³ и спрашиваем, под каким из них можно было бы написать послание «К Чаадаеву». Для того чтобы ответить на этот вопрос, ученик должен представить себе облик поэта, читающего стихотворение, только в этом случае восьмиклассник способен сделать выбор между вариантами памятника и оправдать свое решение. Таким образом, этим вопросом мы помогаем работе творческого воображения учеников. Знакомству со стихотворением Пушкина «Деревня» (1819) может предшествовать просмотр документального кинофильма о Пушкинском заповеднике в Псковской области, любовно восстановленном ныне, или заочная экскурсия в Михайловское, в которой к живому слову учителя подключается изобразительный ряд (портреты, фотографии, картины), воспроизводимый с помощью эпидиаскопа. Конкретные образы, реальные впечатления, безусловно, помогают понять поэтическую мысль пушкинского стихотворения. Однако нам важно проследить, как развивается пушкинская мысль о свободе. Со времени написания послания «К Чаадаеву» прошел лишь год, но пылкая уверенность Пушкина в приходе свободы сменилась горьким сомнением. Не призыв, а вопрос завершает «Деревню»:

      Этот вопрос не риторичен, он выстрадан поэтом. Желание свободы здесь ничуть не меньше, чем в послании «К Чаадаеву», а нетерпение, пожалуй, лишь усилилось («Увижу ль... наконец...»). Свобода видится поэту не далекой «звездой пленительного счастья», а «прекрасной зарей», то есть чем-то более близким и вместе с тем ярким, согревающим. Но надежда на приход свободы не так решительна. Речь идет уже не об «обломках самовластья», а о «рабстве, падшем по манию царя». Во многих декабристских списках стихотворения эта строка выглядит так: «и рабство падшее и падшего царя». Этим подчеркивалась прямая связь с концовкой послания «К Чаадаеву».
      Вопрос о том, чем близки и в чем расходятся «К Чаадаеву» и «Деревня», может стать общим для разбора стихотворения в классе. Проблемную ситуацию на уроке можно организовать и вопросом, прямо обращающим учеников к смыслу стихотворения: почему поэт, приехав в деревню, не сразу заметил «барство дикое» и «рабство тощее»? Возникшая проблемная ситуация разрешается учениками самостоятельно. Мы пытаемся с помощью письменной работы проверить умения, полученные ранее. В некоторых случаях, когда учитель не уверен в способности класса самостоятельно разрешить проблемную ситуацию, можно по этим вопросам провести беседу. Вопросы по теме могут быть следующими:

1. С каким чувством надо читать начало и конец стихотворения? (Эмоции.)⁴
2. Какой вам представляется «Деревня» в первой части стихотворения? (Воссоздающее воображение.)
3. Как связаны и в чем противостоят друг другу первая и вторая части стихотворения? (Осознание формы на уровне композиции.)
4. Почему возможны произвол «барства дикого» и смирение «рабства тощего»? (Осмысление содержания.)
5. Почему поэт называет жар, который горит в его груди, «бесплодным»? (Осмысление формы на уровне художественной детали.)
6. Каким вы видите поэта в начале и в конце стихотворения? (Творческое воображение.)

      После того как ученики закончили работу, обсуждаем ее результаты в классе. В анализе стихотворения «Деревня» обычно обращают внимание учеников на принцип контраста, художественно противополагающий идиллическую первую часть и трагическую вторую. Н. Н. Скатов справедливо заметил, что в первой части стихотворения «воссоздан тот идеал свободного человека, та норма человеческой жизни, с позиций и во имя которой произносятся приговоры»⁵.
      Действительно, вся первая часть «Деревни» — приготовление к тому гневному приговору, который будет произнесен во второй. И не будь этого пролога, не было бы и негодования. Ведь все дело в том, что поначалу поэт не видит ужасных сторон крепостной жизни, напротив, замечает «везде следы довольства и труда». Почему же? Деревня преобразила поэта, сделала его другим, помогла стать «другом человечества». Что же дарит поэту деревня и почему он с такой пылкостью объясняется ей в любви («Я твой... Я твой...»)? В деревне поэт приобщается к естественному порядку вещей, к природе, к вольности, освобождается от «суетных оков». Свобода, которая даровала поэту «мирный шум дубрав, тишину полей», запечатлена в самой пластике стиха. Взгляд поэта беспрепятственно поднимается от цветов и светлых ручьев к мельницам крылатым, к небу. Безграничность горизонта, свободное движение взгляда (если воспользоваться языком кинематографистов, от крупного плана к общему) — вот вещественные признаки свободы, данные в описании пейзажа первой части. В такой обстановке человек становится независимым от власти молвы («роптанью не внимать толпы непросвещенной»), от ложных кумиров («злодея иль глупца в величии неправом»), он становится добр («участьем отвечать застенчивой мольбе»), он соединяется с историей, с человечеством («оракулы веков») и с самим собой, со своим внутренним голосом («творческие думы в душевной зреют глубине»), ему доступны теперь труд и вдохновенье. И только такой человек, которому деревня «открыла» свободу и которого сделала «другом человечества», способен ужаснуться «барству дикому» и «рабству тощему». Поэт негодует:

      «Грозный дар витийства» мог бы заставить очнуться отчизну, разбудить народ, приблизить свободу, которая в «Деревне» представляется поэту желанной, единственно достойной человека нормой бытия, но столь далекой от осуществления.
      Изучение стихотворения «Анчар» может начаться с беседы о вопросах, живо нас волнующих сегодня. В эпоху НТР человечество достигло невиданного могущества. XX век, высвободивший энергию атома и протянувший руку в космос, вмешивается в строение клетки, добывает нефть со дна морей и рушит горы. Казалось бы, человек победил природу и продиктовал ей свои желания. Но сегодня мы начинаем понимать, что насилие над природой оборачивается медленным, но неотвратимым возмездием. Воды рек и озер отравлены химическими стоками, воздух городов становится опасным для легких, вырубленные леса не защищают от ветров. И мы начинаем понимать, что наша власть над природой — пиррова победа, что мы нарушили законы природной гармонии. Ученики обычно говорят, что и в природе есть зло. Волки, воспетые Чингизом Айтматовым в романе «Плаха», все-таки хищники. Даже от крыс не жди жалости. Пусть так, однако в природе нет бесцельного зла, все совершается для чего-то, каждая травинка кому-то нужна. Опасное для одних существ спасительно для других. Мы знаем, что мухомор — ядовитый гриб, но лоси им лечатся. Змея не ужалит, пока не наступишь на нее, а яд ее бывает полезен в малых дозах.
      Пожалуй, наш спор станет интереснее и глубже, если мы обратимся к стихотворению Пушкина «Анчар». Оно написано в 1828 году, тяжелом для поэта. Надежды на просвещенное правление Николая I не сбылись, хотя Пушкин пытался удержать их в стихотворениях «Стансы», «Друзьям». «Анчар» пронизан мрачным настроением и рисует трагические последствия отсутствия свободы. Стихотворение по сюжету напоминает балладу, жанр, знакомый восьмиклассникам, однако образный строй и смысл этого стихотворения достаточно сложны для них. Самодержавный владыка не просто уподобляется анчару. Древо яда не аллегория тиранической власти. Пушкин сталкивает зло природы и зло владыки, который нарушает запрет приближения к дереву, несущему смерть. Все живое избегает прикосновения к анчару, и в природе это зло обуздано одиночеством («К нему и птица не летит, и тигр нейдет»). Анчар — «один во всей вселенной», князь нарушает закон природы, посылая к нему человека «властным взглядом». Зло, существующее в природе как угроза, получает возможность осуществления. Зло рождает зло:

      Неограниченная власть одного человека над другим оказывается гибельной не только для «бедного раба», но и для соседей князя. Посмотрим, как проясняется этот замысел в работе Пушкина над стихотворением. Пустыня сначала была названа «мертвой и глухой», затем «тощей и глухой»⁶, то есть совершенно безжизненной. Но поэт меняет эпитеты: «чахлой и скупой». И эти определения обнаруживают слабое присутствие жизни, искажение ее. В «портрете» анчара убираются все детали, способные приблизить его к поэту или читателю:

      Из текста стихотворения вычеркивается строфа, где речь идет о попытках приближения всего живого к анчару, так как существа природные не знают самоубийственных движений:

      Поначалу, в черновом варианте, князь объяснял рабу необходимость приближения к анчару:

      В окончательном варианте князь посылает раба не «властным словом», а «властным взглядом». Презрение к жертве усилено, власть не удостаивает раба объяснением. «Властный взгляд» столь емкий образ, что он заменяет прежние определения:

      Раб в черновике назван «смелым», «верным», он в путь потек «безумно». В его возвращении подчеркнута энергия страдания, его отчаяние громогласно:

      В окончательном тексте раб «бедный», вызывающий сочувствие, но он лишен воли («послушно в путь потек»), лишен голоса даже в предсмертном отчаянии. Стрелы, яд для которых добыт рабом, в окончательном тексте наделены родственным ему эпитетом («послушливые», в черновиках «губительные», «догадливые», то есть опять-таки обладающие активными качествами). В черновике князь назван «самодержавным владыкой», «царем», то есть восточный колорит стихотворения не скрывает русского адресата.
      В классе нет ни нужды, ни возможности показывать весь ход работы Пушкина над стихотворением. Учитель включает в урок лишь отдельные элементы творческой истории текста, чтобы преодолеть возникающие у школьников отклонения от авторских намерений, чтобы прояснить волю поэта. Беседа на эту тему может протекать по следующим вопросам:

1. Что для вас страшнее при чтении: зло природы, анчар, или власть князя? (Эмоции.)
2. Каким вы видите «древо яда»? (Воссоздающее воображение.)
3. Каким вы представляете себе князя? (Творческое воображение.)
4. Почему анчар сравнивается с «грозным часовым»? Почему владыка назван непобедимым? (Осмысление формы на уровне детали.)
5. Как соотносятся первая и вторая части стихотворения? Почему стихотворение названо «Анчар»? (Осмысление формы на уровне композиции.)
6. Отчего умер «бедный раб»? Кто сеет смерть?

      Осмысление любовной лирики Пушкина в 8 классе может проходить и в формах скрытого анализа. Стихотворение «Ночь» (1823), положенное на музыку А. Г. Рубинштейном, может быть представлено в классе разными исполнителями. Старинная запись доносит до нас пение Медеи Фигнер, исполненное чистоты и самозабвения. Зара Долуханова поет этот романс страстно и властно. Разговор о том, кто из исполнительниц романса оказался ближе к пушкинскому строю чувств, побуждает к проникновению в текст.
      Стихотворение 1825 года «Я помню чудное мгновенье...» открывает любовь как не искоренимое никакими враждебными обстоятельствами чувство, как неотъемлемую стихию человеческого сердца. Почему любовь Пушкин называет «чудным мгновеньем»? При всей ее хрупкости («мимолетное виденье», «голос нежный») любовь оказывается не убитой ни томленьями «грусти безнадежной», ни «тревогой шумной суеты». Двойные усиления эпитетов помогают Пушкину передать тяжесть обстоятельств, противостоящих любви. Повторы в стихотворении подчеркивают это удаление любви («милые черты» стали «небесными»). «Мрак заточенья», казалось, убил любовь, но она воскресает и становится неизмеримо более сильной, чем прежде. Не «томленья грусти безнадежной», а «упоенье» полнотой жизни приходит к поэту. Мгновенье оказывается сильнее годов, хрупкая красота могущественнее мятежного порыва бурь. И в этом для Пушкина чудо любви, с которой вместе «воскресли вновь и божество, и вдохновенье, и жизнь, и слезы...».
      Исследователи пушкинского творчества (А. И. Белецкий, Б. В. Томашевский) не раз отмечали противоречие между реальной Анной Петровной Керн, которой адресовано стихотворение, и «гением чистой красоты», представшим в лирическом произведении в обобщенном, очищенном от конкретно-бытовых черт виде. Очевидно, это противоречие заметил и сам поэт, по признанию Керн сильно смутившийся, когда из главы «Онегина», которую Пушкин дарил Анне Петровне при прощании, выпал листок со стихотворением.
      Можно показать ученикам портрет А. П. Керн и рисунок Пушкина, изображающий ее. В одном случае мы видим милую, обаятельную в своей мягкости и простодушии женщину с волосами цвета ржи, чуть наивными голубыми глазами, полными плечами. На рисунке Пушкина в облике Керн появляются изящество и грации античных богинь. Музыка движений, благородство черт приданы оригиналу поэтической силой пушкинского чувства. Такой в минуты любви Пушкин видел Керн, хотя «гением чистой красоты» она не была, и поэт знал это.
      Вопросы, предложенные классу, обращают внимание прежде всего на композицию стихотворения: почему воскресает «мимолетное виденье»? Какие силы в стихотворения противостоят любви? Зачем в стихотворении даны повторы? Первое или второе явление «гения чистой красоты» вызывает более сильный отклик в душе поэта?
      В итоге, чтобы вызвать эмоциональное, но уже более глубокое отношение к стихотворению, слушаем романс М. И. Глинки в исполнении Н. Дорлиак и С. Рихтера. По точности исторического колорита, тонкости психологизма, музыкальной выразительности и стилистической завершенности это пока лучшее исполнение романса. Ученики, послушав его, решают, что сближает и что разнит стихи Пушкина и романс Глинки.

Изучение прозы А. С. Пушкина. «Повести Белкина»

      Проза Пушкина в школьные программы вошла позднее, чем лирика и сказки. В 50-е годы XIX века Н. Г. Чернышевский, став преподавателем словесности в саратовской гимназии, посвящает литературные беседы с учениками «Повестям Белкина», «Пиковой даме», «Капитанской дочке». Прозу Пушкина приносят в школу и Н. К. Ушинский, и Л. И. Поливанов, но до 80-х годов она не входит в официальные школьные программы, когда для устных изложений стали рекомендовать фрагменты из «Арапа Петра Великого» и «Капитанской дочки». В книге В. П. Острогорского «Русские писатели как воспитательно-образовательный материал для занятий с детьми и для чтения народу» наряду с этими произведениями рекомендованы «Дубровский» и «История села Горюхина». X. Д. Алчевская включает в круг чтения воскресных школ «Метель», «Барышню-крестьянку», «Выстрел», Ф. И. Буслаев в программе 1890 года рекомендует изучение «Повестей Белкина», «Дубровского», «Пиковой дамы». «Повести Белкина» и «Капитанская дочка» удержались и в послереволюционной программе 1919 года. В 20—30-е годы «Капитанская дочка», «Станционный смотритель», «Дубровский», «Пиковая дама» рекомендуются для внеклассного чтения.
      В 40—50-е годы в средних классах изучаются «Дубровский» и «Капитанская дочка». Вся остальная проза Пушкина надолго переводится в круг внеклассного чтения, и положение не изменяется до 90-х годов, когда в многочисленные программы входят и «Повести Белкина», и «Пиковая дама». Современная методика преподавания литературы ищет посильную и интересную для каждого возраста систему изучения прозы Пушкина в школе. Наиболее оправданной оказывается такая последовательность: «Повести Белкина», «Дубровский», «Капитанская дочка», «Пиковая дама», «Арап Петра Великого», «Египетские ночи».
      «Повестям Белкина» посвящено немного методических работ. Анализ восприятия «Повестей Белкина» на разных этапах школьного обучения (6—10 классы) дан в работах М. А. Мирзоян и В. Я. Коровиной. Лаконизм пушкинской прозы ставит особые задачи перед читателем. Увлекательность сюжета и «тайная психология» побуждают к внимательному анализу композиции, стиля и развитию воображения школьников в таких видах творческих работ, как создание киносценария, словесное рисование.
      «Пиковая дама», «Станционный смотритель», «Выстрел», «Гробовщик», «Метель» неоднократно переносились на киноэкран. Однако основой оценки учениками киноинтерпретаций остается анализ «Повестей Белкина», который достаточно сложен, но необходим для приобщения к Пушкину.
      В «Повестях Белкина» человек оказывается сложнее, чем кажется на первый взгляд, богаче собственных намерений и представлений о ценностях жизни. Неожиданность открытий читателя, непредсказуемость сюжетов являют собою гуманизм пушкинской мысли о неисчерпаемости человека. Странные противоречия между намерениями героев и реальным ходом жизни давали повод для утверждений о шутливо-пародийной, почти «водевильной» основе «Повестей Белкина» (В. Г. Белинский) и для мистических истолкований их как повестей, где над людьми властвует рок (М. О. Гершензон). В этих полярно противоположных мнениях общим является непонимание пушкинской мысли о том, что человек именно по бесконечности своих возможностей остается тайной не только для других, но и для себя самого. Известные слова Достоевского: «Человек есть тайна» — исходят из художественного опыта Пушкина.
      «Повести Белкина» обнаруживают расхождение природы человека и роли, навязанной ему обществом, которую он готов исполнять. Сильвио в «Выстреле» загоняет себя в рамки сословного тщеславия, но оказывается выше дуэльной распри, этого банального штампа романтического злодея. В «Метели» книжная любовь Маши и Владимира оказывается тоже принадлежностью традиции, а не голосом сердца. И потому природа (метель), время, реальные чувства разрушают предрассудки и открывают возможности для истинных чувств. В «Гробовщике» Адриан Прохоров потрясен сном, который выводит героя за рамки обыденности. В «Станционном смотрителе» дается опровержение сниженной до лубочных картинок истории о блудном сыне. Ситуация «Барышни-крестьянки» (любовь молодого барина к крестьянке), освященная популярностью «Бедной Лизы» Карамзина, тоже изображена как условность и разрушена шутливо и простодушно. Таким образом, «Повести Белкина» оказываются не поэтизацией быта, как полагал Н. Я. Берковский, а полемикой с ним. Человек у Пушкина выше быта, его окружающего, но подлинный разрыв с бытом отзывается трагедией («Выстрел», «Станционный смотритель»).
      Ощущение странного несоответствия человека и жизни, которую он прожил, задается уже предисловием «От издателя». Иронически представив читателю письмо помещика, который считался другом Белкина, «хотя они ни привычками, ни образом мысли, ни нравом большею частию не сходствовали», Пушкин дает взглянуть на судьбу собирателя повестей сквозь призму недоумения. Хозяйственному «другу» кажется странным в Белкине и небрежение «строгим порядком» в имении, и замена барщины «весьма умеренным оброком», и отсутствие пристрастия к питейным «излишествам» («что в нашем краю за неслыханное чудо почитаться может»), и «стыдливость... истинно девическая» при «великой склонности» к женскому полу. Но особенно странны в глуши Горюхина «охота к чтению и занятиям по русской словесности» и смерть «на 30-м году от рождения». Для соседа Белкин оказывается неразгаданной тайной, но читателю в обыденности судьбы, которая А. Григорьеву показалась простой до смиренности, открывается чудо духовности в среде, сохранившей нравы, описанные Фонвизиным и представленные эпиграфом ко всем повестям:

       Г-жа Простакова. То, мой батюшка, он еще сызмала к историям охотник.
       Скотинин. Митрофан по мне.

      Контраст примитивного стиля письма и блестящего слога повестей, написанных Белкиным, так же разителен, как соседство внешне спокойного, скромного жизненного пути Ивана Петровича и напряженной событийности всех «историй».
      Читателю, не заметившему пушкинской иронии и способному увидеть в Белкине лишь пристрастие к «историям», грозит опасность оказаться в положении Скотинина. Введение рассказчиков, иногда включающихся прямо в действие повести («Выстрел», «Станционный смотритель»), иногда ограниченных ролью повествователя, помогает Пушкину поддерживать атмосферу недоумения, так как сторонний взгляд не может выявить истинные причины событий и мотивы поступков. И это поддерживает в читателе ощущение неожиданности происходящего и побуждает его к сотворчеству. «Голая», по выражению Толстого, проза Пушкина оказывается лирической по существу, требуя от читателя эмоционального участия в происходящем и вместе с тем иронического отношения к выводам и точкам зрения далеких от авторского всеведения рассказчиков. Чем объяснить, что в «Метели», «Гробовщике», «Барышне-крестьянке» рассказчик не представлен как одно из действующих лиц? При всех драматических осложнениях сюжета повести это позволяет героям остаться вне трагедии. «Выстрел» и «Станционный смотритель», в которых судьбы героев наделены особым драматизмом, наоборот, нуждаются в рассказчике-свидетеле, как античная трагедия нуждалась в хоре. В «Метели» сюжет, разыгранный романтическим воображением Марьи Гавриловны, и подлинные чувства героини расходятся: «Марья Гавриловна была воспитана на французских романах и следственно была влюблена. Предмет, избранный ею, был бедный армейский прапорщик, находившийся в отпуску в своей деревне. Само по себе разумеется, что молодой человек пылал равною страстию... Наши любовники были в переписке и всякий день виделись наедине в сосновой роще или у старой часовни. Там они клялись друг другу в вечной любви, сетовали на судьбу и делали различные предположения».
      Ирония стиля, комические акценты которого мы подчеркнули, вызвана прежде всего надуманностью чувств и поведения героев. Ложность их отношений не замедлит обнаружиться при первом же решительном шаге — побеге. Почему метель развела «влюбленных»? Маша, в сущности, не хочет расстаться с родительским домом и побег совершает только под влиянием романов, и мысль о разлуке с родителями «стесняла ее сердце». Истинные человеческие отношения герои пытаются заменить литературным каноном. Никакого любовного нетерпения у Владимира нет, он даже само похищение поручает «искусству Терешки кучера». Разыгравшаяся метель оказывается сильнее игры Владимира и Маши, думающих, что они вполне серьезны. И наоборот, то, что кажется шутливой игрой, «непростительной ветреностью» и даже «преступной проказой», оказывается истинным движением души. Бурмин, исполняя волю людей, принявших его за Владимира, готов обвенчаться лишь потому, что невеста ему «показалась недурна». И это мимолетное, но искреннее движение оказалось на деле глубоким и искренним. Впоследствии Бурмин влюбится в Марью Гавриловну, легкомысленный гусар окажется способным на глубокое чувство и верность клятве венчания.
      В «Гробовщике» внешняя незатейливость сюжета скрывает мысль о сложности человеческой природы. Профессия Адриана Прохорова, казалось бы, могла освободить его от человечности и сделать цинично-равнодушным. Однако гробовщик Пушкина оказывается доступен не только нежным отцовским чувствам, трогательной привязанности к обжитому месту. В смешной форме тщеславия, а затем и «всерьез» (во сне) Прохоров отстаивает право на равенство и обнаруживает живое присутствие души, от которого мрачное ремесло должно было давно его освободить. Правда, этот душевный всплеск происходит во сне, правда, все кончается возвращением к привычному быту, но читатель, увидевший мир гробовщика не в зеркальном варианте «физиологического» очерка, а изнутри, теперь уже не поверит, что мрачность Адриана Прохорова есть прямое следствие его профессии, и заметит в нем сопротивление обстоятельствам жизни, подавляющим естественные свойства человеческой природы. Мысль «Гробовщика», как и вообще «Повестей Белкина», настолько глубока, что до сих пор вызывает споры литературоведов (В. Узин, И. Золотусский, С. Бочаров, Н. Петрунина).
      «Барышня-крестьянка» по структуре напоминает сюжет любимой Пушкиным шекспировской трагедии «Ромео и Джульетта». В. Узин и Б. Эйхенбаум видели в пушкинской повести пародию на Шекспира. Точнее было бы сказать, что «Барышня-крестьянка» представляет собой опровержение трагедии на почве русского поместного быта. Нелады Берестова и Муромского, хотя и являются комическим аналогом страстной вражды Монтекки и Капулетти, препятствующей любви детей, оказываются мелкими и случайными. И поэтому случай на охоте примиряет Берестова и Муромского, потому что существенных оснований для раздора не существовало. Неожиданность случая в «Повестях Белкина» играет весьма заметную роль. Прихоть Лизы переодеться крестьянкой тоже игра случая, часть того жизненного маскарада, в котором мы участвуем. Алексей тоже, «несмотря на роковое кольцо, на таинственную переписку и на мрачную разочарованность, был добрый и пылкий малый, имел сердце чистое, способное чувствовать наслаждения невинности». Переодевания Лизы и свидания с Алексеем дают влюбленным свободу отношений, игра становится легким способом освободиться от препятствий. Но когда дело доходит до серьезного, молодые герои не обнаруживают отважной склонности переступить сословные границы: «Алексей, как ни привязан был к милой своей Акулине, все помнил расстояние, существующее между им и бедной крестьянкою; а Лиза ведала, какая ненависть существовала между их отцами, и не смела надеяться на взаимное примирение». Даже «романтическая мысль жениться на крестьянке и жить своими трудами» расценивается Алексеем с позиций «благоразумия». И хотя он готов на «решительный поступок» и в письме «самым четким почерком и самым бешеным слогом» предлагает Акулине свою руку, читатель понимает, что эти чувства Алексей способен испытывать не к крестьянке, как князь в пушкинской «Русалке», а к барышне, переодетой крестьянкой. Случай, неожиданное посещение Муромских молодым Берестовым и внезапное слияние Лизы с Акулиной, все ставит на свои места.
      «Станционный смотритель» открывается спором о достоинствах «почтовой станции диктатора». И опять, как в «Гробовщике», обнаруживается, что положение станционного смотрителя, его должность, похожая на «настоящую каторгу», не исчерпывают всего человека: «Вникнем во все это хорошенько, и вместо негодования сердце наше исполнится искренним состраданием... сословие станционных смотрителей представлено общему мнению в самом ложном виде. Сии столь оклеветанные смотрители вообще суть люди мирные, от природы услужливые, склонные к общежитию, скромные в притязаниях на почести и не слишком сребролюбивые». Самсон Вырин подтверждает эту характеристику. Добросердечие, доверчивость, любовь к Дуне и нежность к детям делают его беззащитным перед горем, обрушившимся на него. Три приезда рассказчика на станцию, разделенные несколькими годами, рисуют неуклонное угасание жизни, которая с отъездом Дуни потеряла для Вырина всякий смысл. Несчастье обрушивается не на «заблудшую овечку», как это происходит в истории на картинках, а на отца. Минский, которого смотритель называет «проезжим повесой» и который поначалу кажется таким читателю, не «сманил» и не бросил Дуню, а искренне полюбил ее. Дуня в финале повести не «метет улицу вместе с голью кабацкой», как предполагал отец, а выглядит «прекрасной барыней». В Дуне уже в первый приезд рассказчика обнаруживаются свойства, ставящие ее вне круга, к которому она принадлежала. И это не только ее красота, подкупавшая всех и заставлявшая посетителей почтовой станции забывать о гневе и времени ожидания лошадей. Дуня в 14 лет ведет себя непринужденно, «как девушка, видевшая свет». В Петербурге, лаская Минского, Дуня, «одетая со всей роскошью моды, сидела на ручке его кресла, как наездница на своем английском седле». В Дуне открываются иные возможности, чем привычная колея жизни, из которой даже мысленно не может выбраться отец. Но, осуществляя эти возможности, Дуня должна пройти через страдание (обморок при встрече с отцом в Петербурге), оказаться виновницей ожесточения Вырина (черные мысли о грядущей судьбе Дуни заставляют его желать смерти дочери) и его смерти. Счастье не уничтожает в Дуне сознания вины, которую, впрочем, признает и Минский («Виноват перед тобою и рад просить у тебя прощения»). Все добры в этой повести, никто не виноват, а трагедия несомненная. И источником ее оказывается мир, разделенный сословностью, не позволяющей человеку беспрепятственно осуществлять свои возможности, которые не заданы прямо его социальным «местом». Самсон Вырин с его покорностью судьбе («что суждено, тому не миновать») оказывается жертвой не только своего бесправного положения, грубого бешенства Минского, возмущенного неотступностью отцовских чувств, но и слепоты своих мрачных пророчеств, заставляющих его действительно страдать, спиться и умереть. Плен заданных представлений, гипноз дешевых картинок о блудном сыне, описанных с явной иронией, для Вырина оказываются непреодолимыми.
      Изучение повести «Метель» предваряется знакомством со стихотворениями Пушкина «Зимняя дорога» и «Бесы». Стихия зимней природы предстает здесь то томительной, как скука однообразия, то угрожающей, как бесовская буря.
      В «Метели» эпиграф из Жуковского мистически утверждает власть разбушевавшейся природы над человеком. Так ли это в повести Пушкина? Чтение повести на уроке (в подготовленном классе возможно ролевое чтение, так как ученики уже знакомы с повестью) подводит к ответам на вопросы, выявляющие восприятие. В учебнике они даны на с. 132—133.
      Проблемным вопросом, создающим установку на анализ, оказывается следующий: почему метель развела Владимира и Машу, а судьба соединила Марью Гавриловну и Бурмина? Ученики не могут сразу ответить на этот вопрос и часто объясняют повороты сюжета властью случая. Для нахождения пушкинской мысли необходимо сравнить чувства Марьи Гавриловны к Владимиру и Бурмину. Словесное рисование портретов этих героев и диптихи «Бурмин и Марья Гавриловна в начале и в конце повести» эмоционально закрепят результаты стилистического анализа текста.
      Установка на дальнейшее размышление над повестью после урока может быть создана прослушиванием музыки Свиридова к «Метели». Используя мелодию романса, который пела Варя Панина, композитор создал поэтическую миниатюру о неотвратимости любви. Но в повести Пушкина все события объяснены не магией чувства, а его подлинностью или мнимостью. Повесть Пушкина ироничнее и радостнее меланхолической и нежной, как воспоминание, музыки Свиридова.
      Вопросы к первоначальному восприятию повести «Станционный смотритель» даны в учебнике (с. 152).
      Проблемными вопросами, стимулирующими интерес к анализу, как правило, оказываются следующие: похожа ли судьба Дуни на историю блудного сына? Кто виноват в горе и смерти Самсона Вырина?
      Разбор повести может быть осуществлен с помощью приемов композиционного анализа и коллективного создания киносценария.
      Просмотр одной из экранизаций «Станционного смотрителя» и ее обсуждение после этого проходит очень живо и содействует установке на дальнейшее общение с текстом.

«Капитанская дочка» А. С. Пушкина в школьном изучении

      Опыт изучения «Дубровского» поможет освоению такого сложного произведения, как последняя повесть Пушкина «Капитанская дочка». Разнообразные системы уроков, предложенные Н. И. Кудряшевым (1950), Н. О. Корстом (1956), К. П. Лахостским (1957), А. С. Дегожской (1971), Г. И. Беленьким (1980-е), позволяют выявить нравственный потенциал произведения, оказавшийся духовным завещанием поэта. Название повести Пушкина подчеркивает косвенное отношение центральных героев к истории, которая предстает в форме «семейственных записок». Драматизм сопоставления Пугачева, наделенного жаждой свободы и дарующего волю (в том числе Гриневу и Маше Мироновой), с людьми частными, верными чести, добру, долгу, традициям, определяет композицию повести и является центром внимания в школьном изучении. Крайне резкая оценка М. Цветаевой Гринева и Мироновых может служить завязкой проблемной ситуации в анализе, итоги которого приводят читателя к горькой мысли о том, что семейного счастья заслуживают лишь свидетели истории, не делающие собственного выбора в социальных распрях и потому вызывающие не только симпатию, но и иронию автора, сославшегося датой окончания повести (19 октября 1836 года) на историческое братство своего вольнолюбивого поколения.
      В самом названии «Капитанская дочка» содержится сопряжение двух миров: частного и общего. Произведение, повествующее об одном из взрывов в русской истории XVIII века, облечено в формы «семейственных записок». Эта объективность авторского взгляда на события обусловила смысл и композицию последней повести Пушкина, ставшей его духовным завещанием.
      О «Капитанской дочке» написаны сотни литературоведческих исследований и эссе, она не раз экранизировалась, но вопросы остаются открытыми. Почему повесть о пугачевском мятеже названа «Капитанская дочка»? Отчего прямодушный эпиграф «Береги честь смолоду» не спасает повествование от иронии, хотя Петруша Гринев следует этому правилу и исполняет свой долг? Сопоставимы ли Гринев и Маша Миронова с исторической фигурой Пугачева или, как думала Марина Цветаева, не выдерживают сравнения с ним? Почему «бунт, бессмысленный и беспощадный» помиловал Гринева и Машу, по положению и поведению — врагов Пугачева? Зачем Пушкин, завершая «Капитанскую дочку», ставит дату, для него священную, — 19 октября? Эти и множество других вопросов тревожат нас, когда мы перечитываем «Капитанскую дочку».
      Попробуем, рассматривая композицию повести, понять намерения Пушкина, оставившего Петербург и по бездорожью устремившегося на границу Европы и Азии, где в XVIII веке возник пожар крестьянской войны. Больше полустолетия отделяло Пушкина от Пугачева, но автор упорно пробивался сквозь время, восстанавливал истинный характер событий, вчитываясь в документы архивов, вслушиваясь в рассказы стариков, бывших свидетелями и участниками мятежа. «История Пугачева» была социально-политическим итогом этой работы. «Капитанская дочка» представляет историю с точки зрения частного человека, пишущего, как выражается Гринев, «семейственные записки», и потому углубляет нравственный анализ происходящего. Несмотря на драматизм ситуаций, в которых оказываются Гринев и Маша Миронова, они всякий раз оказываются спасенными и в конце концов счастливо соединяются. Что же их спасает? Какой ценой куплено право на чудо? Пожалуй, в этих вопросах — ключ к разгадке «Капитанской дочки», и читатель так или иначе должен ответить на них.
      Иронии исполнен рассказ о детстве и отрочестве Гринева, недоросля из Симбирской губернии. Петруша Гринев поначалу предстает перед читателем избалованным и наивным барским дитятей в духе XVIII века. Андрей Петрович Гринев и Авдотья Васильевна Гринева, родители Петруши, наивно патриархальны. Савельич видится скорее не преданным рабом, а доброй няней.
      Пушкинская проза покоряет читателя не только динамизмом, но и способностью пробуждать воображение. Неожиданны на первый взгляд перевоплощения Гринева, причины которых даны лишь в повести Пушкина. Только что мы видели перед собой добродушного недоросля, истинного ученика Бопре — любителя всласть пожить. Вырвавшись за пределы родительского дома, Гринев становится самонадеянным и самолюбивым дворянским сынком. Случай с Зуриным — расплата за это. Но встреча с вожатым дана уже в другом ключе. Даря тулупчик Пугачеву, Гринев у Пушкина не «блажит». Это не барская прихоть, а благодарность человеку, спасшему от злой метели, не каприз, а справедливость. Символический смысл эпизода создается воем метели, из которой проступает фигура вожатого. В Гриневе страх перед бурей обнаруживает отделенность от грозных стихий, от дыхания настоящей жизни. Герои существуют как бы в разных мирах.
      В Белогорской крепости Гринева ждет скучный быт, не сулящий, как он думает, ничего занимательного. Этот быт, жалкий и анекдотичный, описан очень подробно, так как для Пушкина принципиально важно, что под прозаическим покровом таятся подлинные и по-своему поэтичные чувства. Иван Кузьмич смешон и отважен, Василиса Егоровна проста, но не простовата, напориста, но не скандальна. В Мироновых за грубоватостью видны доброта, верность долгу и чувству — качества, которые для Пушкина оказываются несомненными, подлинными ценностями человеческой натуры. Такой портрет семьи Мироновых делает естественным поэтический облик Марьи Ивановны, образ которой исполнен грации, лиризма. Любовь к Маше преображает Гринева. В наивном шалопае, добром, но подчиняющемся любому влиянию (Бопре, Зурина, Швабрина), проступает честный и мужественный человек, способный сильно чувствовать, смело поступать, защищать свои чувства, следовать велению долга. Лиризму дуэтов Маши и Гринева не препятствует простодушие героев. Истинные чувства немногословны и всегда больше сказанного. В главе «Сирота» Пушкин дает возможность Гриневу сказать об этом: «Я схватил ее руку и долго не мог вымолвить ни одного слова. Мы оба молчали от полноты сердца». К тому же Петр Гринев и Маша Миронова при всех их добродетелях люди непосредственного, интуитивного, а не интеллектуального аналитического склада. Они не все осмысляют в своих чувствах, поэтому записки Гринева пестрят такими выражениями: «Невозможно рассказать, какое действие произвела на меня эта простонародная песня...», «Чувствования мои были слишком смутны...». В «Капитанской дочке» Пушкина уже заметно то недоверие к рационализму, которое впоследствии станет одним из коренных мотивов творчества Л. Н. Толстого. Швабрин в повести исполнен скептического рационализма и предстает как зло. Все происходящее напоминает ему «плохую комедию», и он пытается управлять ходом событий и дергать людей, как кукол, за ниточки. В сущности, сопоставление Гринева и Швабрина напоминает соседство Онегина и Ленского в поэтическом романе Пушкина. Цинизм и искренность чувств не просто сопоставляются в «Капитанской дочке», а оцениваются. Индивидуализм Швабрина приводит к вседозволенности, которой в Онегине нет. Зло, которое приносит Швабрин другим, в конце концов, его не спасает. Он терпит крах и в любви, и в «истории».
      Швабрина не спасает «демонизм», интеллект. Он настолько высокомерен, что откровенно заискивать перед Пугачевым, подличать, ползком добывать милость не станет. При всей четкости пушкинской оценки Швабрин не выглядит «картонным» злодеем. Здесь есть большая значительность, так как в последней повести Пушкин подводит итог своим размышлениям о героях общества и истории.
      В Пугачеве одновременно живут и Гришка Отрепьев, пример которого вдохновляет и обнадеживает («Как знать? Авось и удастся! Гришка Отрепьев ведь поцарствовал же над Москвой»), и Борис Годунов с его попыткой утвердить добро злодейством! В нем и укоры совести, знакомые крестьянскому «царю». Савельич милости Пугачева объясняет тем, что «вору стало совестно». «Ястребиные глаза» Пугачева смягчаются, когда он замечает в людях прямоту, искренность, благородство, и становятся «огненными», когда видят обман. «Изверг, злодей» в сюжете повести предстает как спаситель Гринева и Маши. Великодушие его проявляется всякий раз в самые трудные минуты жизни Гринева. Суровая душа Пугачева тронута бесстрашием Гринева, его неизменной благодарностью за добро, сочувствием дворянина «грешной душе» бунтовщика. Разумеется, Пугачеву нравится и государева привилегия миловать, он, как Екатерина, желает иметь людей «в случае», но это не противоречит широте его натуры и искренней доброте побуждений. Гринев Пугачеву не просто человечески мил. Участие в его судьбе подсказано чувством справедливости и в известной степени противостоит жестокости, к которой душа Пугачева не лежит. Пощада Гринева и помощь ему опровергают представления о злодействе крестьянского «царя»: «Ты видишь, что я не такой еще кровопийца, как говорит обо мне ваша братия». Так разрешается вопрос, возникший еще во время бурана в словах ямщика: «волк или человек» та фигура, таинственно явленная стихией? Так «русский бунт, бессмысленный и беспощадный», по словам Гринева, обнаруживает в повести иные возможности.
      Стихия народного мятежа предстает в повести в трагической двойственности. Недаром в сцене военного совета у Пугачева звучит песня «Не шуми, мати зеленая дубравушка...». Песня эта, звучавшая в финале «Дубровского», открывала трагическую мысль романа: «плетью обуха не перешибешь», социальный закон не поколеблют никакие человеческие чувства. В «Капитанской дочке» обреченность мятежников также подтверждается этой песней, но отношения Гринева и Пугачева отменяют всевластие горечи. Когда самозванец и офицер остаются с глазу на глаз, их разговор опровергает логику песни. Пугачев милует Гринева, хотя тот не уступает ему своей веры, своего долга и держится независимо, как в песне разбойник перед царем.
      Пугачев видит это противоречие: «Ты крепко передо мной виноват... но я помиловал тебя за твою добродетель, за то, что ты оказал мне услугу, когда принужден я был скрываться от своих недругов». «Цепная реакция» добра не ослабевает и тогда, когда Гринев отказывается обещать не воевать против самозванца. «Моя искренность поразила Пугачева: «Так и быть. Казнить так казнить, миловать так миловать. Ступай себе на все четыре стороны и делай, что хочешь. Завтра приходи со мною проститься...» Пугачевым руководит непосредственное чувство, а не социальные намерения. Трижды спасает он Гринева от смерти, хотя это ему нелегко. Свирепая метель, разъяренная толпа и жестокие сподвижники, особенно Белобородов, оказываются всегда оппонентами милосердия. Пугачев властно отодвигает эти силы, противящиеся велению сердца. Смелость решений, так отличающая сцену военного совета в Оренбурге, и обреченность восставших потрясли Гринева каким-то «пиитическим ужасом». Контраст между трагическим и комическим военными советами в самой композиции повести открывает авторское отношение к мятежу. Сподвижники Пугачева Белобородов и Хлопуша, решая судьбу Гринева, не выглядят одинаково самолюбивыми. У Пушкина Хлопуша наделен своего рода правилами чести, которые действительны и для разбойника («Я губил супротивника, а не гостя»). Сам Пугачев в повести оказывается значительным: он таинственный и веселый, властный и добрый, насмешливый и мрачный. Калмыцкая сказка, которую Пугачев рассказывает Гриневу, выводит повествование к мотивам вечным, всеобщим и подчеркивает ограниченность сознания и поведения мемуариста рядом с поэтической личностью крестьянского вождя. Когда Пугачев спрашивает Гринева: «А коли отпущу, так обещаешься ли по крайней мере против меня не служить?» — тот ему отвечает: «Как я могу тебе в этом обещаться? Сам знаешь, не моя воля: велят идти против тебя — пойду, делать нечего». Пугачев весь — воля, у Гринева ее нет, и потому он — частный, а не исторический человек.
      Название повести Пушкина подчеркивает косвенное отношение центральных героев к истории. Маша — капитанская дочка, Гринев — дворянский сын. Семейное здесь существеннее исторического. Драматизм сопоставления человека исторического, наделенного активной волей и завоевывающего, дарующего свободу и волю другим людям (в том числе Гриневу и Маше), с человеком частным, существующим в пределах своей судьбы, собственных чувств и послушным традиционной колее жизни, определяет композицию повести. Гринев и Пугачев в ней предстают как противоположные, но тяготеющие друг к другу способы отношения к жизни. У Пушкина в этом сопоставлении мир дворянский оказывается более узким, чем мир крестьянский. Поэтому последний взгляд Пугачева, узнавшего Гринева в толпе собравшихся на казнь, — не просьба, а горечь, не жалость, а дерзость. Так великое прощает малое, которое не в силах его понять и поддержать. Горькая цена счастья Гринева и Маши, уцелевших в грозное время, наверное, в том, что они остались искренними, добрыми, честными, но частными людьми, не делающими самостоятельного выбора между историческими силами. Гринев скорее свидетель, чем участник истории, он интуитивно чувствует значительность происходящего и внутреннюю силу Пугачева, но не понимает, не осознает своего отношения к нему и к событиям в целом. В главе «Пугачевщина» Гринев размышляет над причинами восстания, но видит их в строгостях Траубенберга. Гринев может рассуждать о юридической основательности пытки и самопризнания преступника, но государственного мышления в нем это еще не обнаруживает. Гринев — сторонник просвещения и нравственного прогресса «без потрясений». Пушкина более всего волнуют исторические эпохи, когда эти потрясения были особенно сильны, при Петре I и Пугачеве. Правда, и Гриневу приходится признать необходимость «сильного и благого потрясения» истории. Ведь не будь «неожиданных происшествий», не соединиться Гриневу с Машей, на которой отец жениться запретил, не обрести мужества, не научиться защищать свои чувства. Все важное, общезначимое содержание повести связано с потрясениями от мятежа, но внимание Гринева сосредоточено на личных отношениях его с Машей, Швабриным, Пугачевым. Записки Гринева кончаются идиллией помилования Гринева императрицей, о трагедии казни Пугачева рассказал издатель. Но даже этот частный, чисто личностный взгляд на историю, свойственный Гриневу, побуждает признать, что грозные события были благотворны для судеб героев, что они не погубили, а спасли. Все содержание повести опровергает слова о бессмысленной жестокости бунта и служит нравственным его оправданием. В посвященном лицейской годовщине стихотворении «Была пора: наш праздник молодой...» датой, связанной с окончанием «Капитанской дочки», — 19 октября 1836 года — Пушкин дает панораму века. Лицейская дружба в этом стихотворении основана на единстве перед лицом истории:

      Это страстное одушевление событиями, это могучее дыхание истории, услышанное поэтом и его друзьями, это гимн трагическим потрясениям. Это другие свидетели истории, они открыты ей, одушевлены ею, они не похожи на Гринева, который заворожен ею и не понимает ее. Ставя под «Капитанской дочкой» дату 19 октября, Пушкин проводил границу меж собой и Гриневым и подчеркивал верность лицейскому союзу, вольнолюбивым идеям юности, «потрясениям», в том числе и трагедии 14 декабря. Скатившаяся с плахи голова Пугачева напоминала о повешенных, возможная ссылка Гринева — о сибирских каторжниках. Этой датой — 19 октября — Пушкин открывал в повести свою позицию и «милость к падшим призывал», защищая идею добра. Не только горечь несет последняя повесть Пушкина. Есть в ней и надежда. И надежда эта кроется в неискоренимости добра в человеческой душе. В повести добро не исчезает бесследно, оно, как талисман, хранит дарящего. Верность Савельича барину оборачивается тем, что Гринев, рискуя жизнью, возвращается во вражеский стан, чтобы вызволить слугу. Заячий тулупчик, в благодарность дарованный вожатому, спасает Гринева от петли. Подаренный уряднику полтинник побуждает его передать Гриневу письмо от Маши во время атаки... Даже императрица включена в этот круг доброты. Царскосельский сад венчает финал повести, приводя Машу Миронову в мир гармонии, красоты. В портрете Екатерины — мягкость, естественность, непринужденность величия и «прелесть неизъяснимая» легкой улыбки. Маша растрогала императрицу тем, что она не требует, а просит, надеется на милость, а не восстановить справедливость хочет. Однако Пушкин не пишет идиллию. Разница между тем, как милует Пугачев и как дарует милость императрица, откровенна. Сцена в царскосельском парке наполнена лиризмом, напоминающим начало 8-й главы «Евгения Онегина»:

      Но юность Пушкина озарена весной, а в финале «Капитанской дочки» почти тот же пейзаж дан осенью: «Утро было прекрасное, солнце освещало вершины лип, пожелтевших уже под свежим дыханием осени. Широкое озеро сияло неподвижно. Проснувшиеся лебеди важно выплывали из-под кустов, осеняющих берег. Марья Ивановна пошла около прекрасного луга, где только что поставлен был памятник в честь недавних побед графа Петра Александровича Румянцева». Пушкин приводит Машу в свои любимые места, в любимое время года. И это — попытка поэта в предсмертной трагедии вернуть ясные начала жизни, веру в добрую природу человека, свойственную Возрождению и признанную Пушкиным нормой бытия.
      Екатерина в облике частной дамы, в собственном садике, наделена обаянием приветливости, внимания к людям, но не перестает быть государыней: «Лицо ее, полное и румяное, выражало важность и спокойствие». Она настойчиво расспрашивает незнакомую девушку о цели приезда, она прекрасно помнит людей, отдавших за нее жизнь, она «внимательна и благосклонна». Но ее строгость, холодность при чтении письма о Гриневе, которого ей представили «безнравственным и вредным негодяем», ее гнев при непочтительном возгласе Маши: «Неправда!» — все это выдает властную императрицу, и маскарад здесь может обмануть только наивную Машу Миронову, которая, впрочем, рапортует, как солдат перед начальником: «Точно так-с», «никак нет-с».
      Разумеется, горячий рассказ Маши об истинных пружинах действий Гринева поколебал резкий приговор императрицы и вызвал симпатию к сироте. Улыбка и обещание завершают разговор. Однако зачем же не сразу вступилась Екатерина? То ли проверить нужно, то ли эффект произвести. Государыня здесь справедлива, любезна, снисходительна, но не сердечна. Никаких порывов чувства, как в Пугачеве, в Екатерине нет. Обдуманное величие, заботящееся о разумности и впечатлении, которое производит.
      И после этого эпизода снова упоминание о Пугачеве, который узнал Гринева «в толпе и кивнул ему головою, которая через минуту, мертвая и окровавленная, показана была народу». Разница в поведении мятежника и законодательницы столь откровенна, что не позволяет согласиться со сближениями, на которых настаивает Ю. М. Лотман в статье «Идейная структура «Капитанской дочки», где справедливо сказано о том, что последняя повесть Пушкина открывает возможность контактов на общечеловеческих, а не социальных основаниях. В линии Пугачев — Гринев это, безусловно, так. Императрица же сознает цену своей щедрости и демонстрирует ее. К тому же ей никто и ничто не мешает простить и осчастливить Машу и Гринева, в то время как Пугачеву для этого необходимо победить себя, свое окружение, обстоятельства. Сцена Маши с императрицей во многом напоминает разговор Гринева с генералом в саду. В правительственном лагере чувства не имеют власти над поступками, руководит ими разум, порой расчет. Пушкин не пишет идиллию в духе сентиментализма, хотя Гринев не только в стиле изложения близок ей. Пушкин видит хамелеонство толпы, венчающей преданностью победителя, он показывает неготовность властей к отражению бунта и непонимание ими обстоятельств. Пушкин знает, что подлость рождается неспособностью к любви и обделенностью любовью (Швабрин). Но поэт верит в то, что искренность чувств и рыцарское благородство спасительны. И недаром возникает сравнение Гринева с Дон Кихотом. В главе «Мятежная слобода» мы встречаем картину, напоминающую вид Дон Кихота и Санчо Пансы. Гринев, решивший ехать в логово мятежников, чтобы спасти возлюбленную, и верный ему Савельич, не согласный оставить барина, воскрешают страницы рыцарских путешествий в романе Сервантеса: «Я знал, что с Савельичем спорить было нечего, и позволил ему приготовляться в дорогу. Через полчаса я сел на своего доброго коня, а Савельич на тощую и хромую клячу, которую даром отдал ему один из городских жителей, не имея более средств кормить ее». В «Пропущенной главе» Швабрин прямо называет Гринева «Дон Кихот Белогорский». Однако злые козни завистника в конце концов рассыпаются, как пыль. Так было и в «Руслане и Людмиле». Пушкин, испытав все обиды судьбы, остался верен моцартовской вере в благородство человека. «Капитанская дочка» написана в защиту Дон Кихотов, и все события «Капитанской дочки» вслед за «Повестями Белкина» убеждают нас в том, что в душах людей таится более добра, чем это заметно при первом взгляде. Ворчливый и скуповатый Савельич оказывается самоотверженно преданным. Недоросль Гринев по благородству не уступает Дон Кихоту. Повинующийся жене капитан Миронов погибает как герой. Скромная Маша наделена силой и энергией цельного чувства. Даже плутоватый циник Зурин в «Пропущенной главе» не лишен человечности. Впрочем, глава эта исключена Пушкиным из основного текста, вероятно, не только по цензурным, но и по художественным соображениям. Мелодраматизм и взвинченность ситуаций и слога напоминают скорее Вальтера Скотта, чем сдержанного Пушкина. Но так или иначе, в «Капитанской дочке» человек перерастает рамки начальных представлений о герое, хотя диапазон исторического бытия доступен далеко не всем. Светлую веру в человека, в безусловную ценность его чувств, в неуничтожимость добра оставляет в читателе трагическая повесть Пушкина.

      Урок 1. Последняя повесть Пушкина простодушием своего слога и увлекательностью сюжета как будто не представляет собой особых сложностей для восьмиклассников. Однако это лишь внешнее впечатление. За обманчивой легкостью чтения таится глубина сложного взгляда на мир. Это не идиллия, в которой Пушкин выразил предсмертную мечту, как думают некоторые литературоведы. Ирония и трагизм, которые сталкивались уже в финале «Евгения Онегина», в «Капитанской дочке» контрастируют отчетливо, и уже одно это обстоятельство не позволяет читателю чувствовать себя спокойно.
      Создавая установку на чтение повести, учитель может провести заочную экскурсию «С Пушкиным по следам Пугачева», где оживут цели и картины путешествия поэта через всю Россию в 1833 году, когда была задумана повесть⁷. Фрагменты первых планов этой повести могут быть прочтены на уроке. Чтобы обострить интерес к чтению, ставим перед учениками вопросы: что и почему изменил Пушкин в планах в процессе работы? Почему герой повести, названный в конце концов Петром Гриневым, не присоединяется к Пугачевскому бунту, как было задумано ранее? Почему Гринев не является сам к Пугачеву с просьбой о помощи? Повторяя маршрут пушкинской поездки 1833 года в глубь России, мы проясняем намерения поэта, рассказываем о его работе над «Историей Пугачева» и создаем исторический фон крестьянской войны, потрясшей могущественное царствование Екатерины II. Для Пушкина, вслед за Карамзиным признававшего этическую вину правителя за преступление, с помощью которого получен престол («Борис Годунов»), облик императрицы был отнюдь не идеальным. Чтение отрывков из исторического труда Пушкина создает установку на чтение повести и возбуждает в учениках вопрос о том, почему же понадобилось художественное повествование на ту же тему.
      В домашнем задании ученикам предлагается прочесть повесть и ответить на вопросы, помогающие выявить первое восприятие текста:

1. Что неожиданно для вас в поступках и судьбе Гринева? Кто из героев наиболее интересен и близок вам? (Эмоции читателя.)
2. В каких эпизодах повести в простодушном рассказе Гринева проступает ирония автора?
3. Почему Пушкин ограничил свою роль изданием повести? (Эмоции автора.)
4. Нарисуйте словесную иллюстрацию «Встречи Гринева и Пугачева в мятежной слободе».
5. Представьте себе лицо и позу Гринева, закончившего писать «семейственные записки». (Воображение.)
6. Почему повесть названа «Капитанская дочка»?
7. Почему Пугачев трижды спасает Гринева от смерти? (Осмысление содержания.)
8. Похожи ли встречи Гринева с Пугачевым и Маши с императрицей? (Осмысление формы на уровне композиции.) Как соотнесены эпизоды военного совета у Пугачева и в Оренбурге?
9. Какое отношение к пленному башкирцу вызвано сравнением: «Он оглядывался на все стороны, как зверек, пойманный детьми»?
10. Почему важность Пугачева Пушкин называет «поддельной»?
11. Почему и когда глаза Пугачева стали «огненными»? (Осмысление формы на уровне детали.)

      Мы сознательно приводим несколько вопросов на каждую сферу восприятия, чтобы ученик мог выбрать из них те, на которые в силах ответить. Но и сам выбор вопроса для учителя показателен.

      Урок 2. «История или «семейственные записки» собирает читательские впечатления и создает установку на анализ. Симпатии и антипатии учеников к героям повести сталкиваются между собой и обостряются чтением фрагментов из статьи М. Цветаевой «Пушкин и Пугачев». Противоречия и недоумения в читательском сознании учеников не снимаются, а подчеркиваются этим уроком и рождают общий вопрос к анализу повести. Этот вопрос может быть разным в зависимости от уровня класса. Перечислим некоторые из возможных вопросов такого типа по мере нарастания их сложности:

1. Почему Гринев и Маша Миронова остались живы и даже нашли счастье в водовороте мятежа?
2. Почему Пугачев милует Гринева, офицера из стана врагов?
3. Почему Пушкин называет русский бунт «бессмысленным и беспощадным» и иронизирует над представителями государственности — от генерала до императрицы?

      К следующему уроку дается задание перечитать главы I—V и ответить на вопросы к ним.

      Глава I. «Сержант гвардии»:

1. Как сказались характеры отца и матери в их отношении к Петру Гриневу?
2. С каким чувством Гринев описывает успехи своего образования в родительском доме?
3. Почему Бопре не понравился Савельичу и прав ли он, говоря о дурном влиянии француза на своего воспитанника?
4. Что представляется Петру Гриневу «верхом благополучия человеческого» и почему он уезжает из родительского дома, «обливаясь слезами»?
5. Какое отношение вызывает Зурин у героя и у читателя? Чем объяснить разницу в этом отношении?
6. Почему, несмотря на чувство стыда и слезы Савельича, Гринев настаивает на необходимости отдать долг Зурину? Прав ли он?
7. Каков урок событий в Симбирске для Гринева и почему мы можем думать, что перед нами добрый человек?
8. К какому эпизоду главы вы хотели бы нарисовать иллюстрацию?
9. В чем ирония названия главы и о каких двух путях жизни идет речь в эпиграфе к ней?

      Глава II. «Вожатый»:

1. Почему Гринев хочет помириться с Савельичем?
2. Как в главе осуществляется опасность, о которой предупредил эпиграф?
3. Что поразило вас в описании бурана?
4. Как вы понимаете фразу: «Ветер выл с такой свирепой выразительностью, что казался одушевленным»?
5. Чем вожатый отличается от заблудившихся в буране путников?
6. Почему свой сон Гринев называет пророческим и что помогло ему увидеть такой сон?
7. Как запечатлен облик вожатого?
8. Почему Гринев, несмотря на сопротивление Савельича, подарил вожатому заячий тулупчик?
9. Чем смешна сцена представления Гринева генералу?

      Глава III. «Крепость»:

1. Как отличаются ожидания Гринева от вида Белогорской крепости?
2. Какое настроение вызывает пейзаж?
3. Как характеризуют хозяев лубочные картинки?
4. Какие распоряжения отдает Василиса Егоровна и чем она руководствуется при этом?
5. Зачем первое упоминание о Швабрине связано с рассказом о «смертоубийстве»?
6. Отчего «тоска взяла» Гринева, когда он поселился в отведенной ему избе?
7. Какое впечатление производит Швабрин при первом знакомстве?
8. Чем смешон смотр, произведенный Иваном Кузьмичом Мироновым?
9. Почему Маша «с первого взгляда не очень понравилась» Гриневу?
10. Права ли Василиса Егоровна, говоря о несерьезности службы в Белогорской крепости?
11. Из чего видно, что Василиса Егоровна простодушна, а Гринев добр?

      Глава IV. «Поединок»:

1. Почему жизнь Гринева в крепости сделалась приятною?
2. Почему Гринев привязался к «доброму семейству»?
3. Какие перемены в Гриневе случились за время пребывания в крепости?
4. Прав ли Швабрин в оценке песенки Гринева?
5. Случайна ли ссора Швабрина и Гринева?
6. Почему Иван Игнатьевич отказывается быть секундантом в дуэли?
7. В чем «бесстыдство» Швабрина?
8. Отчего Марья Ивановна была «чрезвычайно бледна», узнав о готовившейся дуэли?
9. Какими вы видите Гринева и Швабрина, когда у них отобрали шпаги?

      Глава V. «Любовь»:

1. О чем предупреждают эпиграфы к главе?
2. В чем разность отношения Маши и Савельича к раненому Гриневу?
3. Почему Гринев не раздумывая делает Маше предложение?
4. Почему Маша и Гринев не скрывают друг от друга ни опасений, ни радостей?
5. Почему Гринев помирился со Швабриным?
6. Почему Маша не соглашается на брак без благословения родителей Гринева?
7. Как изменился Гринев после письма отца и решения Маши?

      Следующий урок посвящен взрослению Гринева и может быть назван «Недоросль и влюбленный». На этом уроке мы просим учеников словесно нарисовать портрет Гринева в родительском доме, на уроке Бопре, в компании с Зуриным, на поединке со Швабриным и в доме Мироновых после ранения.
      Словесные иллюстрации так заметно отличаются друг от друга, что невольно рождают вопросы: под влиянием каких событий изменился Гринев? От каких качеств герой избавляется и какие обретает? Анализ отношений: Гринев — родители, Гринев — Савельич, Гринев — вожатый, Гринев — Мироновы, Гринев — Швабрин может протекать в классе, разделенном на группы, которые по итогам своей работы «публикуют» через лидера результаты работы.

      Урок 3. Предлагаем перечитать главы VI, VII и ответить на вопросы к ним.

      Глава VI. «Пугачевщина»:

1. Чем Гринев объясняет неспокойствие «обширной и богатой губернии»?
2. Как отнеслись к тревожному известию о Пугачеве в Белогорской крепости?
3. Почему не удалось сохранить в тайне весть о Пугачеве?
4. Какие события усиливают беспокойство?
5. Как Гринев оценивает воззвание Пугачева в отличие от остальных?
6. Как характеризует Гринева его отношение к пытке и законам судопроизводства?
7. Согласны ли вы с мыслью Гринева: «Лучшие и прочнейшие изменения суть те, которые происходят от улучшения нравов, без всяких насильственных потрясений»?
8. Почему Василиса Егоровна не хочет уехать в Оренбург с Машей, избегая опасности?
9. Какими вы видите Машу и Гринева в момент прощания?

      Глава VII. «Приступ»:

1. Какими чувствами проникнут эпиграф к главе?
2. Каково настроение защитников крепости?
3. Какое впечатление производит первое появление Пугачева?
4. Почему крепость была взята мятежниками?
5. Какие качества обнаруживают защитники крепости перед смертью и как к ним относится Пугачев?
6. Как и кем спасен от виселицы Гринев?
7. Почему все происходящее он называет ужасной комедией?
8. Почему Пугачев в ответ на обвинения Василисы Егоровны приказывает: «Унять старую ведьму!»? С каким чувством Пугачев относится к казням?
9. Почему «народ бросился за ним»?

      В домашнем задании предлагаем перечитать главы VIII и IX и ответить на вопросы к ним.

      Глава VIII. «Незваный гость»:

1. Почему Гринев не раздумывая бежит в дом священника, где пирует Пугачев?
2. Какие сцены разбоя мятежников вызывают отвращение к ним?
3. Чем объяснить «странное стечение обстоятельств», приводящих к помилованию Гринева и возвышению Пугачева?
4. Какие чувства борются в душе Гринева?
5. Чем удивляет Гринева «сборище» у Пугачева?
6. Почему Гринев подчиняется «непритворной веселости» Пугачева, но не соглашается служить ему?
7. Как разговор Пугачева с Гриневым продолжает песню и в чем противостоит ее смыслу?

      Глава IХ. «Разлука»:

1. Зачем Пугачев посылает Гринева в Оренбург?
2. Почему Швабрин не выдержал взгляда Гринева?
3. Почему Пугачев терпеливо слушает реестр Савельича и что его возмутило?
4. Можно ли назвать поведение Пугачева «припадком великодушия», как это сделал Гринев?
5. Как Гринев хочет помочь Маше?
6. Почему Пугачев посылает вдогонку Гриневу с урядником лошадь и тулуп?

      Урок 4. «Преображения вожатого» начинается выразительным чтением диалогов Пугачева с Гриневым во II, VIII, IX главах и работой над пушкинскими ремарками, в которых уже намечена художественная манера «тайной психологии», развернутая впоследствии в произведениях И. С. Тургенева. Размышление о том, что сделало Пугачева вождем мятежников, завершает урок.

      Глава X. «Осада города»:

1. К кому из героев относится эпиграф и какое отношение к нему вызывает?
2. Какое отношение вызывает генерал в саду?
3. Почему военный совет описан иронически?
4. Отчего совет не принял предложения Гринева?
5. Чем объясняются успехи Пугачева и тяжесть осады?
6. Почему урядник и Гринев встретились не как враги?
7. Почему генерал отказывает в просьбе Гринева?

      Урок «Почему пала Белогорская крепость?» может протекать как составленная самими учениками заочная экскурсия по Белогорской крепости, обнаруживающая совершенную неготовность ее к военным действиям. Размышление о причинах стремительных успехов пугачевщины, включающее в себя сопоставление Белогорской крепости и Оренбурга, где видна та же беспомощность, завершается составлением киносценария по главе «Приступ». Домашнее задание. Ответить на вопросы к XI—XIV главам.

      Глава XI. «Мятежная слобода»:

1. В чем ирония эпиграфа из басни Сумарокова?
2. Отчего Гринев берет с собой Савельича в рискованный поход?
3. Почему Гринев вернулся за Савельичем, рискуя жизнью и целью своей поездки?
4. Почему Пугачев не подчиняется подозрительным доводам Белобородова? Чем он выше своих сотоварищей?
5. Зачем Пугачев едет в Белогорскую крепость и какие искренние признания делает в дорожной беседе с Гриневым?
6. Какие дерзости допускает в этой беседе Гринев?
7. Отчего Пугачева не пугает, а вдохновляет судьба Гришки Отрепьева?

      Глава XII. «Сирота»:

1. Опишите Швабрина, Гринева и Пугачева, когда они едут в светлицу к Маше.
2. Почему Пугачев освобождает сироту?
3. Отчего он так омрачен известием, что она дочь капитана Миронова?
4. Чем растрогал Гринев «суровую душу» Пугачева?
5. Подготовьте от лица Маши рассказ о ее злоключениях в крепости после отъезда Гринева.
6. С какими чувствами расстаются Гринев и Пугачев?
7. Почему Гринев, уезжая, отвел глаза от Швабрина?

      Глава XIII. «Арест»:

1. Как вы понимаете фразу: «Мы молчали. Сердца наши слишком были утомлены»?
2. Как принимают Гринева и Машу «свои»?
3. Случайно ли Зурин ведет себя так бесцеремонно с Машей и Гриневым?
4. Почему Гринев, чуждый взглядам Зурина на жизнь, остается с ним в войске императрицы?
5. Отчего Савельич соглашается сопровождать Машу в поместье Гриневых?
6. Объясняет ли Гринев события или фиксирует их, говоря о победах правительственных войск и воскрешении успехов самозванца?
7. В чем видит Гринев несчастья войны и почему называет русский бунт «бессмысленным и беспощадным»?
8. Почему в Гриневе радость окончания войны отравлена неотвязной мыслью о Пугачеве?
9. Что добавила «Пропущенная глава» к картине бунта и представлениям о характерах героев? Почему Пушкин исключил ее из повести?

      Глава XIV. «Суд»:

1. В чем смысл эпиграфа?
2. Что помогает Гриневу переносить новые испытания судьбы?
3. Почему Гринев не мог до конца открыть причин «странной дружбы» с Пугачевым?
4. Как объясняет Гринев злые наветы Швабрина?
5. Почему известие об аресте сына «едва не убило» Андрея Петровича Гринева?
6. Почему Маша решилась ехать в Петербург?
7. Каким чувством пронизан пейзаж царскосельского парка?
8. Есть ли разница между «дамой в саду» и императрицей?
9. Кому было труднее осчастливить Гринева и Машу: Пугачеву или императрице?
10. Расскажите о встречах с императрицей от лица Маши.
11. Почему Гринев присутствовал при казни Пугачева и тот перед смертью кивнул ему головой?

      Следующий урок «Спасители» сопоставляет образы Пугачева и Екатерины, правительственный и мятежный лагерь в повести в целом (военный совет у Пугачева и в Оренбурге) и завершается сопоставлением роли песни «Не шуми, мати зеленая дубравушка...» в «Капитанской дочке» и «Дубровском», уже известной ученикам по предыдущему году обучения. Домашнее задание предлагает обдумать ответы на вопросы, возникшие на втором уроке, и прежде всего на вопрос: почему Петра Гринева и Машу Миронову пощадил огонь крестьянской войны? Урок «Козни зла и свет добра» сопоставляет поведение и облик Швабрина, презирающего людей и готового приспособиться к обстоятельствам, и искренних и верных долгу и чести Гринева и Машу. При этом идет групповая работа по вопросам:

1. Какие подлые дела и почему совершил Швабрин?
2. Как и почему меняется взгляд Гринева на людей и события?
3. Чего больше в жизни Маши и Гринева: разочарований или добрых открытий? Почему?
4. Какие обиды перенес Савельич и почему он предан своим господам?
5. Почему в повести так много пословиц? Какие из них и почему особенно нравятся вам?
6. Что удивительно в облике и поступках Маши Мироновой?
7. Выполнил ли Гринев завет отца?
8. Почему события крестьянской войны Гринев считает «сильным и благим потрясением» для своей души?
9. Почему Гринев пошел на казнь Пугачева?

      После изучения повести ученикам могут быть предложены такие темы сочинений:

1. Какое из произведений Пушкина — «Дубровский» или «Капитанская дочка» — мне ближе и почему?
2. Маша Троекурова и Маша Миронова.
3. Пугачев и императрица.
4. Гринев и Швабрин.
5. Мятежники и хранители традиций в повести Пушкина «Капитанская дочка».
6. Встречи с Гриневым — от лица Пугачева.
7. Рассказ императрицы «Почему я помиловала Гринева».

¹ Томашевский Б. В. Пушкин. — М.; Л., 1956. — Кн. 1. — С. 189—193; Скаковский И. Г. Пушкин и Чаадаев (К вопросу о датировке и трактовке послания Пушкина «К Чаадаеву») // Пушкин: Исследования и материалы. — Л., 1978. — Т. VIII. — С. 279—283.
² Огарев Н. П. Избранные произведения. — М., 1956. — Т. II. — С. 471.
³ Для этой цели можно использовать альбом «Скульптор Аникушин» (Л., 1960), где представлены варианты, проекты, модели памятника Пушкину и дано несколько скульптурных изображений поэта.
⁴ В скобках мы отмечаем, какую сферу читательского восприятия активизирует каждый вопрос.
⁵ Скатов Н. Н. Два стихотворения Пушкина // Русская речь. — 1975. — № 4. — С. 30—31.
⁶ Здесь и в дальнейшем варианты текста даются по: Полн. собр. соч. в 16 т. — М.; Л., 1949. — Т. 9. — Кн. 2. — С. 693—701.
⁷ Материал для этой экскурсии учитель найдет в работе А. Г. Прокофьевой «Краеведение как основной и региональный компонент литературного образования» (СПб., 1997).