Урок по пьесе А. Вампилова
«Утиная охота»

      Двадцатилетний Александр Вампилов не знал, что начальные слова его первого, опубликованного в 1958 году рассказа «Стечение обстоятельств» станут для него пророческими: «Случай, пустяк, стечение обстоятельств иногда становятся самыми драматическими моментами в жизни человека». В его жизни стечение обстоятельств было трагическим: 17 августа 1972 года на Байкале лодка на полном ходу натолкнулась на бревно-топляк и стала тонуть. Вода, остуженная недавним штормом до пяти градусов, отяжелевшая куртка… Он почти доплыл… Но сердце не выдержало за несколько метров до берега…

      «Я думаю, что после смерти вологодского поэта Николая Рубцова не было у литературной России более непоправимой и нелепой потери, чем гибель Александра Вампилова. И тот и другой были молоды, талантливы, обладали удивительным даром чувствовать, понимать и уметь выразить самые тонкие и оттого неизвестные для многих движения и желания человеческой души»¹, — с горечью и болью писал В. Распутин.

      Что можно рассказать о такой до обидного короткой жизни? Все как у всех: родился… рос… учился… окончил… работал… Но между датами рождения и смерти вместилась далеко не простая судьба талантливого драматурга, яркого, светлого человека, чуткого и ранимого, особо восприимчивого к миру, его радостям и скорбям, смеху и плачу, без чего не бывает подлинного искусства…

      Писательская судьба его, возможно, была предопределена: «Дорогая Тася! — обращается к жене отец Вампилова в ожидании его рождения… — Я уверен, все будет хорошо. И вероятно, будет разбойник-сын, и боюсь, как бы он не был писателем, так как во сне вижу писателей.

      Первый раз, когда мы с тобой собирались, в ночь выезда, я во сне с самим Львом Николаевичем Толстым искал дроби, и нашли…»

      19 августа 1937 года: «Молодец, Тася, все-таки родила сына. Мое предчувствие оправдалось… сын. Как бы не оправдал второе… У меня, знаешь, вещие сны».

      Сны действительно были вещими. Сын, четвертый ребенок в семье, как и большинство мальчишек, любил мальчишеские игры, особенно футбол, озорство, но при этом умел «чувствовать всю соль жизни под солнцем», как мечтал отец.

      Год рождения Вампилова был годом 100-летия со дня смерти Пушкина, в честь которого он и был назван Александром. В этот год, несмотря на скромный быт большого семейства, отец, Валентин Никитич, подписался на полное собрание сочинений любимого поэта: для детей. А жители Кутулика, одного из самых отдаленных сибирских поселков, надолго запомнили вечер в клубе, где директор школы, учитель литературы В. Н. Вампилов, самозабвенно читал им стихи великого поэта.

      Но в пророческих снах отца было не только светлое. По народным приметам, круглое — дроби — к слезам: они пролились в 1939 году, когда, репрессированный, Валентин Никитич погиб 40 лет от роду.

      «…Мысль об отце, которого Александр был лишен с самого раннего детства, — делится интересными наблюдениями В. Попова, — не могла не беспокоить его, и как результат размышлений о человеке, давшем ему жизнь, …можно предположить, что, зная содержание его писем к матери, Александр Вампилов всю свою сознательную жизнь стремился отдать сыновний долг: приняв для себя за должное отцовские предсказания, он с честью выполнил их…»².

      …На руках Анастасии Прокопьевны четверо детей, старшему — семь лет.

      «После гибели мужа, — рассказывает она, — я осталась работать преподавателем математики в той же школе поселка Кутулик, где мы вместе начинали учительствовать. Долгих двадцать два года прожила я с детьми в поселке, в бревенчатом доме барачного типа, где когда-то на пути в Александровский централ был пересыльный пункт каторжан. Дом стоял на школьном дворе — там и вырос Саша. Кутулик по праву он считал своей родиной…»

      От нее, от матери, человека удивительной доброты и чистоты, Саня, как звали его родные и друзья, перенял многие самые лучшие свои качества. Этой русской женщине, так много испытавшей, В. Распутин посвятил известный рассказ «Уроки французского», опубликованный в годовщину смерти друга.

      Каким остался сын в памяти матери?

      «…Каким он был, каким рос? — часто теперь спрашивают меня близкие и совсем незнакомые люди из многих городов страны. Пишут из Болгарии и Польши, Финляндии и Франции — из тех стран, где театры ставят его пьесы.

      Проявился ли в детстве драматургический талант, выделялся ли он среди своих сверстников в отрочестве?

      Драматургический, наверно, нет; человеческий — да, хотя мне трудно говорить о каких-то особенных чертах его характера и впечатлительной натуры.

      Он не выделялся среди остальных моих детей… Был спокойным и любознательным, любимцем братьев и сестры — младший ведь! Любил книги, особенно сказки, которые читала и рассказывала ему бабушка…

      В школе он ничем не выделялся среди своих товарищей, которых у него всегда было много. Получал пятерки по литературе и не ладил с немецким языком. Увлекался сразу и музыкой, и спортом, и драматическим кружком.

      Уходил в туристические походы на несколько дней или просто уезжал на лодке или велосипеде в соседнее село с драмкружком или футбольной командой. Я иногда очень беспокоилась за эти отлучки. Любовь к путешествиям по родной земле он сохранил до конца своей короткой жизни.

      Собирал по округе бездомных собак и кормил их. Всегда у нас во дворе кто-нибудь жил — то Буска, то Пират, то Лайка. Когда Пират пропал, Саня бродил по лесу три дня и звал его — может, отзовется?

      Хорошо играл на гитаре и немного пел… Позднее стал увлекаться классической музыкой — Бетховеном, Моцартом, Глинкой.

      Много читал — библиотека осталась у нас от моих родителей: Пушкин, Лермонтов, Чехов, Есенин, Толстой… Знали мы, что писал Саня в школьные годы стихи, но никогда никому не показывал. Скрывал».

      Кстати, о стихах. Наверное, в юности жажда выразить себя в поэтическом слове говорит о способности человека удивляться миру, красоте, глубоко переживать. Необязательно потом становиться поэтом. Но поэтическое восприятие жизни или память о нем, как о лучшем в себе, сохраняется на всю жизнь как свет юности.

      Под клятвой читал Саня друзьям:

      Но вернемся к воспоминаниям матери поэта.
      «Был бессменным членом редколлегии школьной газеты и хорошо рисовал.
      Общительность, расположение к людям, доверчивость и открытость — черты его характера. Могу сказать, что людей и жизнь он любил всегда».

      Думается, не случайно Вампилов был для родных и близких Саней. Строгое имя Александр и мягкий его вариант точно обозначили суть этого человека: чуткого и надежного, на кого можно положиться и кому можно довериться. А ведь Александр в переводе с греческого значит «защитник людей». Может быть, и имя предопределило его судьбу?

      Вот каким помнит его классный руководитель Клавдия Николаевна Токтонова: «При мысли о Саше встает в памяти подросток с задумчивыми тихими глазами и копной кудрявых волос.
      В те далекие пятидесятые годы жили мы все материально плоховато. Особых развлечений не было, да и какие развлечения могли быть в маленьком бурятском поселке? Но мальчишки тех лет умели радоваться каждому дню, любили жизнь.
      Верховая езда, тайга, катание на лодках, а зимой на лыжах, самостоятельные импровизированные вечера, долгие споры о литературе в потемневших классах при освещении пламени топившейся печки, дрова для которой они запасали сами, — вот круг занятий и интересов.
      Но какая духовная жажда отличала то послевоенное поколение мальчишек и девчонок!»

      «После школы, помню, уезжал я без сожаления, рвался в город… Но, отдаляясь, не чаще ли я стал возвращаться сюда в своих мыслях?» — читаем в очерке Вампилова «Прогулки по Кутулику», написанном 30-летним человеком, за плечами которого уже был Иркутский университет, поездки по России. Высшие литературные курсы в Москве.

      Не о тех ли же чувствах поведал нам Н. Рубцов, с которым дружил А. Вампилов, встречаясь в Москве, в общежитии Литинститута:

      Почему же тянуло в Кутулик, «деревянный, пыльный, с огородами, со стадом частных коров, но с гостиницей, милицией и стадионом», в Кутулик, который «от деревни отстал и к городу не пристал»?

      Почему?

      «Я представил себе летний вечер, каким он был здесь лет двадцать назад: открытые настежь окна, в доме движения и голоса, горшки гераней, выставленные на завалинку, большую огуречную грядку, маки, подсолнухи в дальнем конце огорода, изгородь из осиновых тычек, в воздухе видимое глазами струящееся из нагретой изгороди тепло и жужжание пчел…

      …Отсюда была видна дальняя Берестенниковская гора, по ней, как струйка желтого дыма, поднималась к горизонту дорога. Ее вид волновал меня, как в детстве, когда эта дорога казалась мне бесконечной и обещала множество чудес.

      …Травы пахнут здесь сильней, чем где-либо, и нигде я не видел дороги заманчивей этой вот, что по дальней горе вьется среди берез и пашен.

      …мне попадались стихотворные и прозаические высказывания о том, что землю можно любить всю сразу, от Карельского перешейка до Курильской гряды, все реки, леса, тундры, города и деревни будто бы возможно любить одинаково. Тут, как мне кажется, что-то не то…»⁴.

      — Что дают нам эти письма, воспоминания, очерковые страницы, размышления знавших А. Вампилова людей для понимания истоков его творчества, духовного мира? — мне важно узнать, как отозвались старшеклассники на этот «документальный» материал, сдержанный, но глубоко эмоциональный, богатый приметами времени, людскими судьбами, осмыслением себя и окружающего.

      В творчестве же писателя нас, конечно же, интересуют его пьесы, с большим трудом пробивавшиеся к зрителю, принесшие ему широкую славу, а среди них, по мнению многих критиков, лучшая пьеса Александра Вампилова — «Утиная охота». В рецензии на ее первую постановку отмечалось: «В этой пьесе сказано так много и сказано так, что ее следует определить как яркое явление советского театра».

      «Я начал третью трагикомедию, мне кажется, что она будет не только моей лучшей, мне кажется, она будет хорошей пьесой…» — писал А. Вампилов в начале своей работы над «Утиной охотой» Е. Л. Якушкиной, заведующей литчастью Театра им. М. А. Ермоловой.

      Рекомендуя «Утиную охоту» для самостоятельного чтения и обсуждения, мы предупредим ребят, что беремся с ними не только за лучшую, но и оказавшуюся наиболее трудной даже для критики пьесу А. Вампилова. В чем же причина того, что судьба ее, как и предыдущих драматических произведений («Прощание в июне», «Старший сын»), была не из легких?

      Напечатанная, она вызвала… долгое молчание.

      «Настоящего художника отличает еще и высокая ранимость, — сказал о своем товарище писатель Г. Николаев. — Вампилов был раним в квадрате: первого порядка ранимость давала внутренний импульс таланту художника, в результате чего появились на свет «Провинциальные анекдоты», «Старший сын», «Утиная охота», «Прошлым летом в Чулимске»; ранимость, так сказать, наведенная была результатом непонимания его художнической боли, его искренности. Сначала не поняли «Утиную охоту», затем еще более не поняли «Прошлым летом в Чулимске»…⁵.

      Вникнем в сказанное об «Утиной охоте» главным режиссером МХАТа О. Ефремовым: «У критиков не нашлось ни одного слова, чтобы объяснить природу появления такого персонажа, как Зилов. Тогда на сцену пришел Чешков, и все охотно и вполне справедливо занялись дискуссией о характере «делового человека». Странный и «безнравственный» герой «Утиной охоты», предложенный обществу для осмысления, даже не был принят в расчет…

      Когда-то Лермонтов, предвосхищая некоторые читательские эмоции, разъяснял название романа «Герой нашего времени». Он писал о том, что людей долго кормили сладостями, что от этих сладостей у них может испортиться желудок. «Нужны горькие лекарства, нужны горькие истины».

      Зилов и есть такое «горькое лекарство», которое, как выяснилось, нужно и нам, людям совершенно иного времени. Нужно для того, чтобы нравственно очиститься, содрогнуться от зрелища духовного опустошения человека, очень на нас похожего, совсем не изверга и подонка.

      …Зилов — это боль Вампилова, боль, рожденная угрозой нравственного опустошения, потери идеалов, без которых жизнь человека совершенно обессмысливается»⁶.

      «Очень много времени и сил уходило в те годы на то, что мы называем «пробиванием» его пьес на сцены московских театров, — вспоминала Е. Л. Якушкина. — Сейчас, когда столько слов уже сказано о его блестящем таланте, удивительной скромности, душевной щедрости, хочется вернуться к тем годам… когда он жил, писал свои удивительные пьесы, трудился неустанно и упорно, иногда приходил в отчаяние и снова обретал надежду, что пьесы его будут поставлены и поняты его современниками.

      …Он был молод, но удивительно хорошо знал людей и жизнь, которую наблюдал непрестанно, сосредоточенно и серьезно. Точность своих наблюдений он точно выражал и в характерах своих героев. Он писал только правду, настоящую правду жизни и человеческих характеров.

      …Но эта внимательность, серьезность и строгость Вампилова-драматурга, его активное стремление раскрыть правду жизни во всей ее сложности и многообразии воспринималась некоторыми как «пессимизм», «акцентирование темных сторон жизни» и даже — жестокость»⁷.

      И это о пьесах, где в каждой, как считает В. Распутин, открываются читателю и зрителю вечные истины, приобретающие в каждом времени свои оттенки! «Вечные, как день и ночь, нетускнеющие, нестареющие темы искусства, которые никогда не перестанут волновать человечество, — жизнь и смерть, любовь и ненависть, счастье и горе, совесть и долг…

      Кажется, главный вопрос, который постоянно задает Вампилов: останешься ли ты, человек, человеком? Сумеешь ли ты превозмочь все то лживое и недоброе, что уготовлено тебе во многих житейских испытаниях, где трудно различимы даже и противоположности — любовь и измена, страсть и равнодушие, искренность и фальшь, благо и порабощение… Тут нельзя не вспомнить Зилова, который, не имея сил сопротивляться, позволил, чтобы первые названия перешли во вторые…»⁸ .

      — Обратили внимание на то, что вызвало неприятие вампиловских пьес у тех, от кого зависела их судьба? Да, ранимость, художническая боль, искренность, герой, предложенный обществу для осмысления, нравственного очищения, правда. А как это все называлось? Пессимизмом, очернительством, жестокостью… Как же по-разному, оказывается, можно читать, смотреть и оценивать пьесу, если одно и то же предстает для одних — черным, для других — белым, для одних — ложью, наветом, для других — подлинной правдой, для одних — недостойным сцены, для других — талантливейшим произведением!

      Более 20 лет не утихают споры об «Утиной охоте». Что же, по вашему мнению, составляет главный предмет спора? Верно, Зилов. Оценки его противоречивы, даже полярны. Одни критики отмечают в нем даровитость, незаурядность, человеческое обаяние. Да, ему скучно жить, но он способен возродиться. Что-то в нем оставляет надежду на обновление. Есть в классе сторонники такой позиции?

      Другие считают, что перед нами человек падший, деградация его завершена. Все лучшее в нем утрачено безвозвратно. Он не знает сыновних чувств, отцовской гордости, уважения к женщине, дружеских привязанностей. Кто из вас разделяет такой взгляд?

      Но что-то же было в нем примечательного для автора, что послужило поводом и для создания пьесы? Чем же могла привлечь драматурга вот такая жизнь, судьба?

      К этим вопросам к концу урока мы еще вернемся, а потому не будем требовать обстоятельных ответов. Весь урок — это трудный, но увлекательный поиск смысла необычного, глубокого произведения А. Вампилова. Вопросы призваны помочь нам приблизить читателя к писателю: он, юный читатель, молодой человек, должен ощутить тревогу драматурга о чем-то очень важном в нашей жизни, его боль не только за Зилова, но и за каждого из нас. Мы как бы помогаем ученику представить себя на месте драматурга, вглядеться в жизнь его глазами, увидеть то, что увидел он, и, озаботившись (или ужаснувшись?), рассказать об этом другим.

      — Итак, мы попадаем в провинциальный город, в среду интеллигенции, молодых людей около 30 лет, в круг друзей и знакомых Виктора Зилова. Какие они? Насколько интеллигентны, по нашим представлениям?

      Саяпин…
      — Ему принадлежит идея розыгрыша Зилова, идея с венком и телеграммой.
      — Приходит остановить Зилова от самоубийства и невольно думает о ремонте квартиры в случае, если она достанется ему после смерти «друга».
      — Все переваливает на Зилова, когда выясняется, кто виноват в недобросовестной информации.
      Валерия, его жена…
      — Энергичная, напористая. Муж восхищен ее пробивными способностями. Ради выгоды готова приударить за начальником мужа, грубо льстить.
      — Вот она ходит по новой квартире Зилова, из разных концов разносится ее голос: «Холодная, горячая? Красота! Газ? Красота!.. Так, так, так… А здесь? Восемнадцать квадратов? Красота! Балкон?.. Юг?.. Север?.. Красота». Она почти как Эллочка-людоедка: минимум словарного запаса.

      Кушак…
      — Глуп…
      — Трусоват, но не прочь поразвлечься в отсутствие жены.

      Кузанов…
      — Не разбирается ни в жизни, ни в людях. Наивен.
      — Участвует в розыгрыше Зилова. Отбирает ружье у Зилова, спрашивает, не понимая: «Чего тебе не хватает? Молодой, здоровый, работа у тебя есть, квартира, жена тебя любит. Живи да радуйся. Чего тебе еще надо?»
      — Почему они все для Веры — алики? Потому что серые, на одно лицо. Именно алики — и этим все сказано. И Вера, конечно же, хороша, но уж и алики…
      — Какие чувства вызывает эта среда обитания: грусть, раздражение, неприятие — что? — ведет учитель беседу. — Зилова она устраивает? В чем же тогда драматический конфликт, если не в столкновении, противостоянии героев? Что движет пьесу?
      Поиск ответа приводит к выводу о том, что конфликт пьесы заключен в самом герое, перед которым возник главный вопрос, вопрос судьбы: как и для чего жить? А потому пьеса Вампилова ставит не бытовые, а бытийные проблемы.
      — Мы застали Зилова на следующий день после того, как он, отмечая с друзьями открытие охотничьего сезона, устроил скандал, и теперь… Продолжите, что теперь. Что в этом «теперь» для нас самое важное, без чего не было бы пьесы?
      Этот момент урока интересен потому, что, казалось бы, формальный поиск завязки пьесы, благодаря личностному обращению к учащимся, превращается в осмысление происходящего с героем и открывает в каждом читателе его видение того момента, который стал отправной точкой в зиловском осознании себя.

      — Зилов стал раскручивать назад свою жизнь, вспомнил события последних двух месяцев. Воспоминания заполняют почти всю пьесу.
      — Он получил в отместку за вчерашний скандал траурный венок от друзей. Шутка ужасная, любого ошеломит.
      — Когда тебя хоронят заживо, даже в шутку, это совсем не смешно. Невольно подумаешь, а зачем им это надо и почему ты это заслужил.

      Действительно, все эти моменты важны в жизни героя. Но что причина, что следствие? Уточним ход событий! Зилов узнает о своей смерти от Димы, встречает мальчика с венком, начинает вспоминать прошлое. Такова логика пьесы, хотя логика реальной жизни иная: то, что отразили воспоминания, предшествовало этим событиям. Для чего понадобился драматургу этот прием? Для чего используется и прием ретроспекции?

      И то и другое, как мы выясняем, служит одному: увидев страшный символ смерти в начале пьесы, мы с напряжением ждем, как будет объяснено его появление. Это объяснение мы найдем в воспоминаниях Зилова, воспринимаемых как исповедь героя.

      — Прежде чем обратиться к столь значимым для понимания героя воспоминаниям, мысленно обратимся к себе. Что обычно отражают наши воспоминания? Не правда ли, это всегда очень личное? Они и возникают в связи с тем, что нам близко, небезразлично. Память то цепко и держит, что было для нас чем-то очень значимым, сокровенным. Что же возникает в воспоминаниях Зилова? Можно ли назвать ярким первое воспоминание? Нет, оно совершенно лишено этого свойства. Мы узнали, что Зилов с нетерпением ждет охоты («Как дожить — не представляю»), получает квартиру, что ему смертельно надоела Вера, что он завидует меткому глазу и твердой руке Димы («Мне бы так!»), приглашает друзей на новоселье. Вроде бы жизнь, но какая-то пустая и даже горькая. Отчего это впечатление?

      В новый дом Зилова пришло счастье? Где же оно потерялось? Когда?

      «Галина. Мы здесь заживем дружно, верно?
      Зилов. Конечно.
      Галина. Как в самом начале. По вечерам будем читать, разговаривать… Будем?
      Зилов. Обязательно».

      Значит, было оно? Были любовь и надежды? Хрупкость и изящество отмечает автор в Галине. «Это качество, — читаем в ремарке, — несомненно, процветавшее у нее в юности, в настоящее время сильно заглушено работой, жизнью с легкомысленным мужем, бременем несбывшихся надежд».

      Они еще теплятся в Галине? Да, но дежурные зиловские «Конечно», «Обязательно», фразы «Я не против», «Это не проблема» в ответ на тоску жены о ребенке почти приглушают огонек этих надежд.

      Может, радостно, празднично на новоселье? Нет, и разговоры ни о чем, и пожелать новоселам нечего, и добрых традиций никто не помнит.

      Вера всех называет аликами. Смешно или горько? А Веру Зилов «сбывает» одновременно и Кушаку, и Кузанову…

      А есть ли в этом воспоминании сцена, которая наполнена живым, искренним чувством героя? Да, когда речь идет о том, «что он любит»!

      …Саяпин развернул сверток. В нем оказались предметы охотничьего снаряжения…
      Зилов (принимая подарок). Это —  да, это —  уважили… Да-а. Вы правы. Утиная охота — это вещь».

      Что прибавляет эта короткая сцена к нашим впечатлениям о Зилове? Смягчила ли его радость наши первые ощущения?

      — Обратили ли вы внимание, как одна и та же мелодия, в ремарках автора, из траурной преображается в бодрую и веселую? Какой мелодией завершается это воспоминание? Как, по вашему мнению, это связано с авторским замыслом?

      О чем второе воспоминание Зилова? Оно связано с подписью под липовым документом («Ерунда. Проскочит… Спихнуть — и делу конец»), письмом отца и знакомством с Ириной.

      Зилов комментирует письмо отца («Посмотрим, что старый дурак пишет… Ну-ну… О, боже мой! Опять он умирает… Разошлет такие письма во все концы и лежит, собака, ждет»), а мы попросим школьников поделиться впечатлениями от этого комментария — свидетельства омертвления души: бессердечия, цинизма, сыновнего предательства.

      — Преображается ли эта только что холодная, мертвая душа при встрече с Ириной? — спросим ребят. Автор подчеркивает в ней непосредственность, доверчивость, искренность. А в Галине, как вы помните, хрупкость. Не кажутся ли вам похожими эти героини? Тогда почему об Ирине Зилов говорит Саяпину: «Такие девочки попадаются нечасто… Она же святая. Может, я ее всю жизнь любить буду — кто знает?», а на звонок жены отвечает: «Ну что случилось?.. Увидеться? Сейчас!.. Это невозможно… Срочная работа. Отчет… Что? Ребенок?.. Ну рад… Да рад я, рад… Ну что тебе — сплясать?.. Увидеться?.. Ведь не сию же минуту он у тебя будет… Что?.. Подожди!.. Ну вот, уже разобиделась»? Игра, обман, предательство — что видится вам за этими словами и поступками?

      С неподдельным интересом обсуждают ребята и следующее воспоминание героя, сцену, когда Галина уличает мужа во лжи, а он совершенно очевидно врет. Им нелегко понять, насколько Зилов лжив, насколько искренен. В азарте игры (с некогда любимым человеком!) он так увлекается, что заражает Галину своим воспоминанием, заставляет ее верить, что пепельница — букет цветов, а он — влюбленный юноша. От неестественности, лживости происходящего корежит читателей. Понимает фальшь и Галина, которой больно и горько оттого, что муж не может вспомнить самых главных им сказанных тогда слов, что он срывается и грубо привлекает ее к себе.

      — Понимает ли Зилов страшный смысл происшедшего?
      Запоздало, но понимает. Что говорит он об этом понимании? И что открывает оно нам в Зилове?

      Привлечем внимание учащихся к авторским ремаркам, завершающим каждое из воспоминаний.

      Первое. Зилов пьет пиво, сидя на подоконнике. Вдруг поднимается и швыряет плюшевого кота в угол комнаты.
      Второе. Зилов поднимается. Ходит по комнате. У венка останавливается. Некоторое мгновение стоит перед венком.
      «Зилов. Пошутили, мерзавцы!»
      Третье. Закинув руки за голову, лежит на тахте.
      Последняя ремарка, может быть, самая сдержанная, но следующая за воспоминанием сцена свидетельствует: реальность (венок) и воскрешенное в памяти привели Зилова в смятение, он мучится, чувствует себя одиноким: «Дима?.. Откровенно говоря, отвратительное настроение… Ты знаешь, что они мне принесли?.. Венок… Друзья! Разве это друзья?.. Скажи, старик, как ты ко мне относишься?.. А я… я так скажу. После вчерашнего я остался один…»

      «Вампилов строит характеры своих героев таким образом, что разница куража и серьеза, боли и насмешки непреодолима. И это принципиально для драматурга, — пишет Е. Гушанская. — Дело в конечном итоге заключается не в том, чтобы решить, влюблен герой или гаерствует, а в том, что писатель предлагает характер человека, в поведении которого восторженность и цинизм, искренность и ложь, высокость порыва и низменность поступка слиты воедино»⁹.

      С этой точки зрения посмотрим еще одну сцену — воспоминание, когда Зилов прощается с уезжающей Галиной, оскорбляет и унижает ее и тут же произносит свой страстный самообличающий монолог: «Я сам виноват, я знаю. Я сам довел до этого… Я тебя замучил, но, клянусь тебе, мне самому опротивела такая жизнь… Ты права, мне все безразлично, все на свете. Что со мной делается, я не знаю… Не знаю… Неужели у меня нет сердца? Да, да, у меня нет ничего — только ты, сегодня я это понял, ты слышишь?» — обращается он к жене, ожидая в это время Ирину. И уже к ней, думая, что говорит с Галиной, обращает полные чувства слова: «Я возьму тебя на охоту… Знаешь, что ты там увидишь?.. Такое тебе и не снилось… Ты увидишь, какой там туман… А когда подымется солнце?! О!.. А ночь? Боже мой! Знаешь, какая там тишина? Тебя там нет… Нет! Ты еще не родился. И ничего нет. И не было. И не будет…»

      Сталкиваются различные точки зрения на героя Вампилова: искренен или нет, верить или нельзя; почему ушла Галина, значит, не поверила?

      В спор учащихся между собой внесем и элемент обсуждения различных трактовок этой сцены в критике. Это делает их работу еще более интересной, заставляет вникать в логику и аргументацию достаточно авторитетных исследователей, определять свое, личное отношение к различным позициям.

      В этой сцене вновь возникает мотив охоты. Двойственную природу ее раскроем в беседе с учащимися.

      Охота соединяет человека с природой, с охотой связаны восторг от красоты рассветов и закатов, от запаха трав и цветов, от красок леса и неба, от тишины… Если в природе мы так чувствуем ее и себя, значит, в ней очищаемся от суеты, наносного, ненастоящего, дурного в себе — нравственно очищаемся. Но охота — это ведь еще и погоня, преследование и смерть, которую несет охотник, это дозволенное, разрешенное убийство! А Галина, жена Зилова, говорит, что он ни разу не убил даже маленькую птичку. Он же жалеет, что не способен убить, завидует хладнокровию Димы. Так что же для него охота? Ведь не хобби, как сказал Кушак.

      При всей непохожести, разнообразии оценки учащихся очень интересны. Одни приходят к выводу о том, что не охотничья страсть, видимо, главное здесь, среди природы, а человеческая потребность быть самим собою, не лгать, ощутить всю полноту своих чувств, яркость восприятия мира. Другие считают, что, собираясь на охоту, Зилов надеется, что сумеет наконец-то выстрелить так же твердо и хладнокровно, как Дима. Третьи размышляют: парадокс, наверное, в том и заключается, что на охоте Зилов вряд ли когда-нибудь сможет убить, а вот в жизни — он бьет без промаха: по жене, по так и не родившемуся ребенку; по Ирине, когда отказывается от нее и предлагает, как товар, своим друзьям; по Вере, отношение к которой — как к надоевшей вещи.

      Старая истина: творимое тобою зло вернется к тебе — приобретает в пьесе Вампилова и зловещее воплощение. Телеграмма-соболезнование от друзей — это тоже бумеранг свершенного Зиловым зла.

      Итог? Решение о самоубийстве, которое автор герою осуществить не дает.

      — Выделяют ли Зилова его переживания, его понимание, что дружбы среди них никакой и нет («Друзья и друзья, а я, допустим, беру и продаю тебя за копейку. Потом мы встречаемся… И ты идешь со мной выпить… хотя ты прекрасно знаешь, откуда у меня эта копейка»), его вызывающие высказывания «Кого вы тут обманываете? И для чего? Ради приличия? Так вот, плевать я хотел на ваши приличия! Слышите!», обращенные к себе и к другим вопросы из среды его друзей? «Среди своих чужой» — так назвал критик В. Толстых Зилова. Согласны ли вы с таким определением?

      Если Зилов «чужой среди своих», то он «наш близкий родственник», считает Б. Сушков, «и является выразителем нашей общей проблемы, и мы все — актеры и зрители — должны вместе с ним сделать выбор: или принять «ультиматум» официанта, или дать ему смертельный бой. Или всем нам окончательно «успокоиться» и «не волноваться», что бы ни происходило с нами, страной и всем миром, или уж окончательно разволноваться и дать строгий отчет своей совести, оторвать в своей душе — как бы ни было больно и стыдно — живую плоть от мертвой, разрушить мертвящее равнодушие среды и почувствовать себя ответственным за свою судьбу, судьбу своей страны и всего мира… И когда встречаешь в рецензиях на «Утиную охоту» сакраментальный вопрос: «Кто он, Зилов?» — ответ напрашивается сам собой: Зилов — это все мы, по крайней мере очень многие из нас — и ровесники Зилова… И моложе его лет на 10—20, ибо социальная, экономическая, общественно-политическая система, сформировавшая зиловых всех категорий и возрастов, продолжает действовать»¹⁰. Как учащиеся относятся к этому утверждению?

      Обращаемся к финальной сцене. Как истолковать ее? Оставляет ли автор надежду на возрождение Зилова?

      «Плачет он или смеется, понять невозможно, но его тело долго содрогается так, как это бывает при сильном смехе или плаче… Он поднимается, и мы видим его спокойное лицо. Плакал он или смеялся — по его лицу мы так и не поймем».

      Трижды повторяет автор это «плачет или смеется»: от истолкования этих слов зависит судьба героя, какой мы ее представляем, уже за рамками пьесы.

      У наших учащихся оно разное. И не будем настаивать на верности только одного. Наше прочтение — еще одно в многочисленном ряду истолкований неоднозначного финала пьесы Вампилова. Здесь, в этом толковании, наша индивидуальность проявляется особенно ярко. Познакомим ребят с переосмыслением финала О. Ефремовым, поскольку и в нем отразилась личность истолкователя, его нравственные представления: «У Вампилова Зилов последней своей репликой — соглашением идти с официантом Димой на утиную охоту — уничтожается окончательно. Полным спокойствием после отчаянного душевного вопля, после попытки самоубийства, жутким спокойствием и готовностью убивать он приравнен к Диме, к хладнокровному убийце с маской добродетели на лице. Я прекрасно сознавал остроту и силу такого «опережающего» финала. И все же опустил финальную точку, чтобы возникло многоточие открытого трагического конца. Мое актерское, человеческое чувство не могло смириться с полным превращением героя. Такой человек, как Зилов, может захлебнуться тоской, может потерять веру в людей, в целесообразность жизни, но он не может стать Димой, охотником, убийцей. Это все же люди разных социальных пород. Тут другая кровь. Мне хотелось открытым финалом вызвать в зрителе трагическое напряжение, если хотите, нравственное содрогание…»¹¹

      — Согласны мы или нет с такой трактовкой? Дает ли автор право на нее?

      Обратили внимание на первую авторскую ремарку: «Городская квартира в типовом доме… Мебель обыкновенная… В окно видны последний этаж и крыша типового дома»? Какой знак подал нам здесь автор, повторяя одну и ту же деталь? О чем он нам этим сказал?

      Конечно же, и о типичности этой обстановки, и о типичности семьи и того, что здесь произойдет, и тех, кто в этом участвует. Но главное — о типичности, обыкновенности вот такой нашей жизни: когда вроде бы интеллигенты на поверку оказываются вовсе не интеллигентными, когда потеряны нравственные ориентиры в жизни и смысл ее, когда скучно и не для чего жить. И если то, что мы видим на сцене, — срез нашей жизни, слепок с нее, с такой, какой виделась она Вампилову, то не делается ли нам страшно? За себя, за происходящее с нами? Не делается ли страшно за то, что в каждом из нас, если честно взглянуть на себя, есть хоть немного от Зилова? Не сказал ли нам автор о том, что все мы, без исключения, участвуем в создании морального климата жизни, а значит, и с каждого спрос? Разве не отразилось в нас то, о чем Вампилов выразился с определенностью: «Среда — это мы сами. Мы, вместе взятые. А если так, то разве не среда каждый из нас в отдельности? Да, выходит, среда — это то, как каждый из нас работает, ест, пьет, что каждый из нас любит и чего не любит, во что верит и чему не верит, и значит, каждый может спросить самого себя со всей строгостью: что в моей жизни, в моих мыслях, в моих поступках есть такого, что дурно отражается на других людях?» Что вы думаете об этом?

      Углубляя этот принципиальный для каждого из нас вопрос, предложим ребятам подумать, почему эпиграфом к своим размышлениям об «Утиной охоте» один из критиков¹² взял строки из «Братьев Карамазовых» Ф. М. Достоевского:

      «Христос. Не хлебом единым жив человек.
      Великий инквизитор. В этом ты был прав. Ибо тайна бытия человеческого не в том, чтобы только жить, а в том, для чего жить. Без твердого представления себя, для чего ему жить, человек не согласится жить и скорей истребит себя, чем останется на земле, хотя бы кругом его были хлебы».

      Мы возвращаемся «на круги своя»: без веры и любви, без духовного начала, которые определяют мысли и поступки, без осознания, для чего живет и как живет, человек мельчает, «истончает» себя, теряет ту человеческую суть, без которой он мертв при жизни, приговаривает себя к духовной смерти.

      Повторим фразу Вампилова, запомнившуюся его друзьям: «Писать надо о том, от чего не спится по ночам…»

      ¹ Вампилов  А. Я с вами, люди! — М., 1988. — С. 426.

      ² Вампилов  А. Я с вами, люди! — М., 1988. — С. 413.

      ³ См.: Гушанская  Е. Александр Вампилов. — Л., 1990. — С. 26.

      ⁴ Вампилов  А. Дом окнами в поле. — Иркутск, 1982. — С. 438—440.

      ⁵ Вампилов  А. Я с вами, люди! — М., 1988. — С. 347—348.

      ⁶ Вампилов  А. Дом окнами в поле. — С. 624—625.

      ⁷ Там же. — С. 602—603.

      ⁸ Вампилов  А. Дом окнами в поле. — С. 589—590.

      ⁹ Гушанская  Е. Александр Вампилов. — Л., 1990. — С. 228.

      ¹⁰ Сушков  Б. Александр Вампилов. — М., 1989. — С. 112, 115.

      ¹¹ Вампилов  А. Дом окнами в поле. — С. 626.

      ¹² Сушков  Б. Александр Вампилов. — С. 84.